Пьер Шевалье - Генрих III. Шекспировский король

Это относилось и к раскрытию заговора, о котором рассказал Пулен 22-го числа, что позволило Генриху III принять необходимые меры безопасности. Этим же объясняется призыв на помощь сторонников Лиги, обращенный к Гизу с тем, чтобы герцог возглавил их и спас от мести короля. Однако король не принял суровых мер, которых ожидали парижане. 24 апреля он написал Белльевру длинное письмо, в котором говорил о предпринятом против него заговоре. Король информировал своего корреспондента о приходе швейцарцев и гвардейцев в окрестности Парижа, «чтобы каждый чувствовал себя в безопасности, и не случилось никаких волнений». Он поручал ему в случае необходимости найти Гиза и других руководителей Лиги и передать, что он «больше всего на свете хочет обнять и объединить всех своих подданных». Это письмо от 24 апреля соседствует рядом с другим письмом того же дня, которое несколько отличается от первого и отмечает границы, которые Генрих III не хотел переходить: «Я вижу, что мне говорят добрые слова надежды, чтобы ввести меня в заблуждение. Я никогда никому не хотел зла… Я предпочитаю потерять жизнь, чем честь. Я не смогу ее сохранить, если таким образом будет подорван мой авторитет. Поэтому я решил разместить здесь швейцарцев Галати и по возможности укрепить свои силы». В заключение король приказывал Белльевру узнать, собирается ли герцог выезжать к нему и когда, и, если Белльевр сочтет это необходимым, дать понять, что король негативно расценит его приезд.

Таким образом, Генрих III предвидел события, когда писал, что если Гиз приедет в Париж, то сделает это, «чтобы сыграть роль в трагедии». Но жизнь полна контрастов, и только относительное удивление вызвало сообщение Генриха III Белльевру 1 мая, что он неожиданно должен вернуться в Париж, чтобы принять Менвилля, представителя Лиги, «отложив пребывание в Буа де Венсенн». Однако Менвилль не оправдал надежд Генриха III. Лиге и королю больше нечего было обсуждать. До последнего момента что доказывают его письма к Виллеруа король колебался между стремлением к примирению и твердостью, которую он все больше желал себе. Довольно красноречиво говорит об этом его письмо от 5 мая: «Нам следует быть настороже и поторопить нашу кавалерию, так как пехоту всегда можно быстро получить, к тому же у нас уже имеется хороший отряд в Париже… Я не могу больше сносить оскорбления, не желаю ни быть их слугой, ни терять настолько свой авторитет… И, как вы прекрасно передали моему послу в Риме о том, что я говорил вчера или позавчера, я отдаю все свои силы католической религии, которая меня хранит от того, чтобы броситься на них». Эта последняя мысль очень важна: она отражает линию поведения, которую он примет после бегства из Парижа, согласившись благодаря посредничеству нунция на новый и последний договор с Лигой. Но пока не пришли дни, сделавшие его простым «королем Блуа», он заканчивал письмо в сжатом стиле: «Господин де Гиз ни в коем случае не должен являться в Париж без моего разрешения, так как для этого нет никаких оснований». 5 мая в Париж вернулся Белльевр, поскольку его миссия провалилась. Генрих сразу же отправил его к Гизу, чтобы передать категорическое запрещение появляться в Париже, в противном случае «он будет считать его преступником и зачинщиком волнений и разделения его королевства». Какова ни была форма, в которой Белльевр передал приказ короля, герцог не придал ему никакого значения и приготовился выехать в Париж, чтобы там, за отсутствием миропомазания на трон, получить благословение народа Парижа.

8 мая герцог выехал из Суассона, и на следующий день, 9 мая, около полудня приехал в Париж. Его присутствие только сгустило тяжелые тучи, собравшиеся над Парижем. Великий город надеялся на него, как будто он был Мессией. Было бы слишком мало сказать, что Франция была влюблена в него, она «сходила по нему с ума». Пренебрегая защитой короля, Гиз понимал, какой опасности он подвергается. Он решил встретиться с королевой-матерью. Если и не установлено, что она способствовала его возвращению в Париж, то она по-прежнему была готова к переговорам. Разве, кроме всего прочего, у нее не было, как у Гиза, другого врага: д'Эпернона? Она не забыла, что ее отстранили от участия в конференции в Суассоне, так как она хотела появиться там, наделенной всеми полномочиями, в чем король ей отказал! Герцог знал ее благосклонное отношение к Лиге. Она могла послужить ему щитом против короля. Королева-мать жила теперь не в Лувре, а недалеко от Сен-Эсташ. Для встречи с пей ему надо было пересечь часть города. Хотя он низко надвинул шляпу и закутался в плащ, его очень быстро узнали, так как один из его придворных, Фуррон, как бы играючи, снял с него шляпу, говоря, что у входа в гостиницу следует называть себя. Герцога встретили криками: «Да здравствует Гиз! Да здравствует столп церкви!» Всю дорогу до дома Екатерины Гизу пришлось пробираться через восторженную толпу. Карлица королевы смотрела в этот момент в окно и воскликнула: «У дверей герцог де Гиз». Но королева. сочла это шуткой и сказала, что карлицу следует наказать за ложь. «Но в то же' мгновенье. добавляет неизвестный автор этого рассказа, она узнала, что карлица говорила правду. Екатерина была так потрясена, что задрожала от волненья и изменилась в лице». Эго могло быть только от радости. Конечно же, в интересах короля следовало помешать окончательному разрыву между королем и герцогом: «Я рада вас виде гь, сказала она ему, но сделала бы это с большим удовольствием в другое время». Полная решимости, она посадила герцога в свою карету, рассказывает Жан Шандон, которая доставила их прямо к королю. Предупрежденный Генрих III приказал собрать своих гвардейцев.