Виталий Маневич - Экономические дискуссии 20-х

Таким образом, у Рубина общественные формы вещей отрываются от производственных отношений и даже предшествуют им: люди вступают в данные производственные отношения потому, что являются владельцами вещей с определенными общественными формами.

Далее И. Рубин производил еще одно усложнение своей концепции: в тройственную формулу "вещь - социальная форма вещи — производственное отношение" включался четвертый член — владение вещами. Люди, отмечал он, вступают в определенные производственные отношения потому, что они владельцы вещей с определенными общественными свойствами. Следовательно, производственные отношения отличаются сначала от общественных форм вещей, а затем и от "владения" вещами.

Вещь становится капиталом лишь при том условии, утверждал И. Рубин, если она фигурирует в производственном отношении между капиталистом и рабочим. Но, с другой стороны, эти лица вступают между собой в данное производственное отношение только при условии, если у первого из них имеется капитал. Согласно марксистской трактовке производственных отношений сама категория "капитал" означает, что люди уже вступили друг с другом в данное производственное отношение. Об этом же говорит само деление общества на капиталистов и рабочих. Капитал не может служит условием для производственных отношений, ибо он сам есть производственное отношение. Но наличие капитала служит условием для конкретного соглашения о найме между данным рабочим и данным капиталистом. У И. Рубина же это конкретное соглашение выступает как создание самих капиталистических производственных отношений.

Что же в конечном счете является первопричиной: единичные "производственные отношения" или "социальные формы вещей", которым И. Рубин придает большую устойчивость и постоянство? С одной стороны, производственные отношения обусловлены социальными формами вещей, с другой — производственные отношения сами придают вещам эту социальную форму. Отмеченное противоречие, по мнению И. Рубина, может быть разрешено только в диалектическом процессе общественного производства, в котором каждое звено является следствием предыдущего и причиной последующего. Социальная же форма вещей является результатом предыдущего процесса производства и предпосылкой дальнейшего.

Таким образом, И. Рубин заменяет причинно-следственную связь бесконечным рядом взаимных связей. Социальные формы вещей, которые обусловливают производственные отношения в рамках его концепции, сами обусловлены производственными отношениями, придающими вещам определенную социальную форму.

И. Рубин объясняет, как произошло это придание вещам социальной формы. Поскольку продукты постоянно обменивались и люди знали, что любой продукт можно обменять, они и смотрели на свой продукт как на объект обмена еще до акта купли-продажи. Таким образом, за вещами закрепилась социальная функция или социальная форма товара. То же самое относится к рабочей силе, капиталу и т. д. Но коль скоро определенная социальная функция (или форма) укрепилась за вещами, вещи посредством этой своей формы начинают "мотивировать" поведение людей, дабы люди использовали их в соответствии со своими общественными возможностями: покупали, продавали, сдавали в аренду и т. д.

По мере развития производительных сил, считал И. Рубин, конкретные отношения между людьми учащаются, многократно повторяются, становятся обычными и распространяются в данной социальной среде. Такое "уплотнение" производственных отношений людей приводит к "уплотнению" соответствующей социальной формы вещей. Данная социальная форма "закрепляется" за вещью, сохраняясь за ней и в моменты перерывов конкретных производственных отношений людей. Только с этого момента можно датировать появление данной вещной категории как обособленной от породившего ее производственного отношения людей и в свою очередь воздействующей на него; то же самое с деньгами, капиталом и другими социальными формами вещей, писал И. Рубин.

Таким образом, благодаря тому, что люди постоянно вступали в отношения обмена, за вещами закрепляется способность быть объектами обмена. Социальная форма вещей, по И. Рубину, в конечном счете определяется обменом, а не отношениями производства. Товар обладает стоимостью не потому, что он произведен исторически определенным трудом, а потому, что в результате многократно повторяющихся актов обмена за продуктами "закрепилась" способность приравниваться друг к другу. Социальная форма вещей у И. Рубина - это что-то подобное общественной привычке, которая существует в моменты перерывов конкретных производственных отношений.