Юрий Алексеев - Освобождение Руси от ордынского ига

ПСРЛ. Т. 37. С. 49.

ПЛ. Т. 2. С. 63.

А.И. Никитский видит в этих новых «пошлинах» систему повинностей, «которыми духовенство изоброчивалось в пользу своих епархиальных архиереев», и считает введение этих «пошлин» распространением на Новгород московских порядков. Правда, он тут же признает, что и прежде новгородское духовенство «было обложено разными поборами в пользу своего епархиального владыки и его десятинников» ( Никитский А.И. Очерк внутренней истории церкви… С. 135–136). Речь идет, таким образом, не о качественном, а о количественном изменении в положении новгородского духовенства. Едва ли, однако, дело исчерпывалось только этим. Введение новых «московских» порядков означало прежде всего изменение политического положения новгородского духовенства, терявшего свою прежнюю относительную самостоятельность, свое особое положение в системе русской церкви, вынужденного подстраиваться под общерусские обычаи и порядки, теряя свою «старину».

ПСРЛ. СПб., 1841. Т. 3. С. 310.

ПЛ. Т. 2. С. 64.

Так, 22 января 1211 г. был изгнан архиепископ Митрофан (Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С. 52), в 1219 г. — Антоний, а Митрофан возвращен (там же. С. 60); в 1223 г. на кафедру возвели Арсения, «мужа добра и зело бояшася Бога» (там же. С. 61), что не помешало через два года вернуться изгнанному Антонию, «и ради быша новгородци своему владыце» (там же. С. 64); в 1330 г. кафедру оставил Моисей (там же. С. 99), а в 1352 г. он же занял ее вторично (там же, с. 362). Во всех этих случаях «яко живу сущю епископу… не обличену ересьми или инеми вещьми подобными», новгородцы отнюдь не усматривали «безумное дерзнутие на поставление».

Архангелогородский летописец приводит 15 июля 1484 г. как дату окончательного «взятия» Новгорода (ПСРЛ. Т. 37. С. 94).

ПСРЛ. Т. 18. С. 270. — То же известие, но без точной даты находим во Львовской и Типографской летописях.

ДДГ. № 54. С 163–164; № 59. С. 186–192; № 63. С. 201–206.

ПСРЛ. Т. 25. С. 308.

Там же. С. 313; Черепнин Л.В. Образование Русского централизованного государства в XIV–XV веках: Очерки социально-экономической и политической истории. М., 1960. С. 888.

ПСРЛ. Т. 15. Стб. 497.

Там же; ср.: Зимин А.А. Россия на рубеже… С. 59.

ПСРЛ. Т. 15. Стб. 498.

Там же.

Там же.

К.В. Базилевич не сомневается в официальном характере миссии Гусева и в оскорблении, нанесенном ему как послу (Внешняя политика… С. 226–227). Этот факт он объясняет начавшимися переговорами Твери с Казимиром. Однако оскорбление, нанесенное послу, означало по нормам средневекового права немедленный разрыв всех отношений и начало войны. Война же с Тверью началась только через год с лишним, и ни о каком оскорблении посла как поводе к войне летописи не упоминают. Поэтому версию К.В. Базилевича принять трудно. Оскорбление посла А.А. Зимин связывает с протестом Михаила против династических прав наследника московского великого князя на тверской стол — его мать была дочерью великого князя Бориса Александровича от первого брака и, таким образом, сводной сестрой Михаила Борисовича (сына от второго брака). Ниоткуда не видно, однако, что московское правительство предъявляло какие-либо династические претензии к Твери — противоречия между Русским государством и Тверью носили отнюдь не династический характер.

В то же время эта версия бросает определенный свет на личность и поведение самого Гусева. Казненный позднее по обвинению в государственной измене, он, очевидно, задолго до этого был достаточно ненадежным слугой московского правительства и не «прямил» великому князю. Подобную мысль высказал Я.С. Лурье. Он объяснил отказ Гусеву в приеме принадлежностью его к оппозиционному феодальному блоку ( Лурье Я.С. Из истории политической борьбы при Иване III // Учен. зап. ЛГУ. 1941. № 80. Сер. ист. наук. Вып. 10. С. 90). Это предположение было отвергнуто К.В. Базилевичем, который отметил, что «доказать существование в это время "феодального блока" невозможно» (Внешняя политика… С. 227, примеч. 1). Однако факт существования оппозиции в определенных феодальных кругах, связанных с удельными князьями, не вызывает сомнений. Отец Гусева служил в свое время князю Ивану Можайскому, а затем Андрею Вологодскому. Один из братьев Владимира, Юрий, в 1492 г. бежал в Литву. С.В. Веселовский пишет о «мятежном духе», присущем многим Добрынский, к роду которых принадлежали Гусевы. Вернее было бы сказать не о «мятежном духе», а о традиционных связях с удельно-княжескими гнездами ( Веселовский С.Б. Исследования… С. 317).