Манаф Сулейманов - Дни минувшие

Небольшая деталь: рассказывают, будто Шамси был неравнодушен к пароходным гудкам, поэтому сирены на всех его судах и баркасах изготавливали по специальному заказу. Однажды он продавал старый пароход. Клиент, пытаясь сбить цену, говорит: побойся аллаха, Шамси-ага, пароход-то старый. Шамси обиделся: при чем здесь пароход, ты послушай, какой у него гудок — за тысячу верст слышно.,

Как ни странно, но слова уста-Месмели окончательно испортили Асадуллаеву настроение. Он вскочил с места и в ярости забегал по комнате: "Это не мой пароход, нет у меня теперь никаких пароходов. И сам я разорен, дотла разорен зловредными людьми, чтоб им пусто было, — он швырнул на пол папаху и 'принялся ругать своего старшего сына. — Чтоб тебе белого света не увидеть! Чтоб я вас вместе с матерью своими руками в землю закопал! Разорили меня, мерзавцы!"

Он поперхнулся и закашлял. Мы усадили его и принялись успокаивать.

Дело в том, что старший сын Шамси и его первая жена-мусульманка часто устраивали ему сцены, требуя оставить русскую жену. Видя, что уговорами тут не поможешь, они принялись всячески вредить ему. Немного отдышавшись, Шамси рассказал Муртузу Мухтарову следующее: "Ага Муртуз, послушай, что мне этот щенок подстроил. Ты знаешь, что каждую осень я заключаю сделки с тамошними купцами на поставку нефти. Прошлой осенью, оформив договора, я послал сюда управляющему телеграмму, мол, купи столько-то тысяч пудов нефти и храни в амбарах. Осенью-то нефть в Баку дешевле молока. Бери — не хочу. Когда телеграмму принесли в контору, управляющий находился в отлучке. И телеграмма попала в руки моего балбеса Мирзы. Он ее прочел и, сговорившись со старой чертовкой (Шамси имел в виду свою первую жену), спрятал. А за неделю до моего приезда вместе с матушкой отбыл в Хорасан — грехи замаливать, чтоб им оттуда не вернуться! Это, значит, чтоб мне под горячую руку не попасть. Ух, я бы его своими руками придушил, змееныша… Приезжаю я и говорю управляющему: вот тебе договора, грузи нефть на пароходы и отправляй в Россию, клиенты заждались. А он на меня глаза пялит: какую такую нефть, я ничего не знаю. Осенью от вас указаний на сей счет не было, вот я и не произвел закупки. Как не было! А моя телеграмма!! Не получал я, отвечает, никакой телеграммы. Проверили мы почту и обнаружили, что телеграмма попала в руки Мирзы. Это они мне за Марию мстят… — Асадуллаев принялся вдруг рыдать. — Что же мне теперь делать! Нефть-то в несколько раз подорожала. Чтобы расплатиться с клиентами, мне придется продать все свои промысла и пароходы. Да я и то уже почти все продал: суда, баркасы, завод… Разорен, разорен… Вот только эта дача осталась да дома в городе. Но и они скоро уплывут из рук. Лучше бы мне умереть, чем дожить до этого дня…"

Он вдруг зашатался и рухнул на пол, потеряв сознание.

Мы всполошились, забегали, послали за доктором в Баку…"

Дочь Мусы Нагиева, Умулбени, была невесткой Шамси, женой его старшего сына. Муса не допустил разорения свата, поддержал его в черный день. Он сам заплатил по векселям, закупил и отправил клиентам Шамси нефть, сохранив за Асадуллаевым его дома, дачу и большое гумно в Сураханах. По совету Фатуллы-бека Рустамова на деньги все того же Нагиева Шамси заложил на своем участке в Сураханах несколько буровых скважин. Вскоре одна из них забила мощным фонтаном. Нефтяной поток превратил окрестности в море, причем, нефть была высшего качества, сураханская. Клиенты повалили к Шамси гурьбой. В день скважина выдавала по десять тысяч тонн нефти. Она вошла в историческую летопись нефтедобывающей промышленности Баку, наряду с другими знаменитыми скважинами и фонтанами, — на ее месте даже заложили памятный камень.

СЕИД МИРБАБАЕВ также был одним из тех бакинцев, кому нефть принесла неожиданное богатство. Сеид — знаменитый певец-ханенде, весьма популярный в народе и среди местной знати. Его наперебой приглашали на свадьбы и меджлисы, одаривая богатыми подарками, деньгами. В Варшаве его голос записали на граммофонные пластинки, и пластинки эти расходились по дорогой цене. Гаджи Зейналабдин часто наказывал: "Смотри, Ага, береги свой голос, это божий дар, его ни за какие деньги не купишь…"

Пригласили, как-то Сеида с музыкантами на богатую свадьбу. Родители женили единственного сына, поэтому постарались вовсю. Сеида, всякое повидавшего на своем веку, ошеломил наплыв именитых гостей нефтепромышленников, купцов, пароходовладельцев, землевладельцев, щеголявших друг перед другом роскошью наряда, обилием золота и драгоценных камней и щедростью шабаша*. После каждой песни Сеида они буквально осыпали его и музыкантов дождем из золотых монет и ассигнаций.