Александр Янов - Где место России в истории? [Загадка Дональда Тредголда]

Как бы то ни было, не сбылось. По разным, как мы увидим, причинам.Во-первых, консенсус стоит на гранитном фундаменте: приложили к нему руку корифеи западной историографии. Нешуточное дело – бросить вызов корифеям. Слишком многие сочтут это недопустимой и, если хотите, неприличной дерзостью. Во-вторых, что важнее, не откликнулась Россия. То есть отзывов было немало, от одобрительных до восторженных. Очень мною уважаемый Дмитрий Борисович Зимин даже сказал: «Интеллигентный человек, не читавший Янова, это нонсенс». И предложил сделать меня почетным гражданином Москвы. Но всероссийской дискуссии не было. И читатель, я уверен, понял также, почему ее не было. Противопоказаний было, я думаю, три. Во-первых, политическая реальность тех лет, когда книга добралась, наконец, до отечества, полностью противоречила ее главной идее. Не просматривалась свобода России в обозримом будущем. 44% ее молодежи, по данным Gellup, планировали в 2018 году не преобразование страны, но побег из нее, эмиграцию. В целом поколении убила диктатура веру в европейское будущее страны.

Да, предсказывалось в книге, что за каждой затяжной диктатурой непременно, как тень, следуют в русской истории либерализации, оттепели, иные из которых перерастают в глубокие необратимые «прорывы», способные в конце концов и прикончить эту странную государственность, так невероятно сочетающую свирепые диктатуры с либеральными оттепелями. Происходят эти оттепели просто потому, что такова двойственная, сложносочиненная, гибридная, как модно теперь говорить , природа самодержавной государственности (и объяснялось в трилогии подробно, почему именно так, а не иначе, устроена она, эта государственность).

Таких либеральных оттепелей было в истории самодержавной государственности одиннадцать . Вот они по годам их начала: 1606, 1610, 1676, 1730, 1785, 1801, 1825, 1905, 1917 (февраль), 1956, 1987. Добавьте колоссальные «прорывы», не всегда либеральные, но всегда необратимые и всегда – в Европу: 1700,1856,1991. Общим числом ЧЕТЫРНАДЦАТЬ (!). Объяснить их чем-то, кроме как наследием «европейского столетия России», затруднительно. Таков вкратце ответ тем, кому кажется, что, если оно и было, то исчезло оно, допотопное это столетие, не оставив следа. На деле пронизывает, как видим, его след практически ВСЮ историю России. Тем же, кто отрицает само его существование, мне отвечать нет нужды: за меня отвечают четырнадцать оттепелей и «прорывов». Они-то откуда взялись?

Куда наглядней, однако для современного читателя, чем все перечисленные даты, было то, что чуть больше десятилетия прошло со времени самиздатского оригинала книги, – и предсказание мое ОПРАВДАЛОСЬ! Разве не бушевала в 1980-е на русской улице, как было предсказано, оттепель? И разве не переросла она, как опять-таки было предсказано, в «прорыв»?

И все-таки, все-таки разве могут забыть читатели, чем все это закончилась? Разве не оказалась та оттепель обманщицей, коротким либеральным интермеццо в затяжной симфонии диктатуры, которой опять не видно конца? Выходит, что вроде и прав был автор, и сбылась оттепель, но еще более прав тот самый консенсус, который он пытается опровергнуть. Реальность во всяком случае свидельствовала в пользу консенсуса. Легче оказалось поверить Лермонтову с его «страной рабов», чем бумажному солдатику, бросившему вызов всем-всем-всем. Вот и не верят.

Да, в первом томе той же «России и Европы», как книга в книге, есть несколько глав, сконструированных как своего рода историографическая загадка. Они как раз и оспаривают корифеев. Речь в них сугубо о теории политики: как иначе спорить с корифеями? Там они стоят особняком, сами по себе, выглядят инородным телом. Я назвал этот раздел «Отступление в теорию» и понадеялся, что читатель простит мне этот довольно длинный откат от хронологии и вообще от темы. Между тем, именно в нем, в этом споре с корифеями, как раз и содержатся неопровержимые, по моему, доказательства, что консенсус (и Лермонтов) неправы. Что вместе с мыльной водой выбросили историки из корыта и младенца. Что самодержавная Россия на самом деле все-таки Европа, хотя и дефектная, чудовищно «испорченная» Европа, ГИБРИД. Что вся ее 450-летняя трагическая история состояла, вопреки самодержавию, в ИЗЖИВАНИИ его «порч», в преодолении монументальных препятствий на ее пути ДОМОЙ, к началу русской государственности, которое и назвал я в трилогии европейским столетием России. Что, наконец, и это самое, пожалуй, важное, в XXI веке оно, российское самодержавие, похоже, и впрямь на последнем издыхании. Не просматривается во всяком случае его будущее после Путина. Короче, КЛЮЧ К ТРИЛОГИИ – в этом самом «отступлении в теорию», А теперь представьте себе мое разочарование, когда я спросил друзей, любящих трилогию. внимательно ли они читали эти ключевые главы, ответили на вопрос так: один «С пятого на десятое», другой «Честно? Пропустил». Почему? Скорее всего скучен показался этот неожиданный и странный перебив сюжета. Многим ли, кроме педантов, интересна историография, теоретический «спор славян между собою», сплошная полемика? Но как бы то ни было, для меня это означает, что ключ к моей концепции русской истории безвозвратно УТОНУЛ в необъятном чреве почти двухтысячестраничного трехтомника.