Аристократы страшились потери власти, буддийские теоретики мыслили шире и делали более широкие обобщения. Практически все они разделяли убеждение в том, что Япония является страной крошечной. Нитирэн (1222–1282) уподоблял «просяные страны» листочкам на поверхности пруда и говорил о том, что Япония – крошечный островок в море, который не сразу и разглядишь – прилив скрывает его, и только на время отлива он показывается над поверхностью моря [257]. Во многих своих трудах Нитирэн сравнивал Японию с ногтем. Уничижительно отзываясь о своем происхождении, он говорит о том, что родился не в Китае, что он не сын сёгуна в окраинной стране, он сын рыбака в маленькой и далекой стране.
Живя в Японии, Нитирэн называет свою страну далекой. Далекой от чего? От стран больших – Индии и Китая, за которыми утвердилась слава культурного и религиозного (буддийского) центра. Японцы того времени редко покидали пределы страны. Монахи, бывало, доплывали до Китая, но до Индии они даже и не пытались добраться. Тем не менее в эпоху упадка Закона такое желание стало у них появляться. Так, знаменитый монах Мёэ (1173–1232), горюя по поводу того, что ему довелось родиться в крошечной периферийной стране в век деградации, все-таки задумал путешествие на родину Будды и даже составил график своего пребывания там, но предостережение божества святилища Касуга остановило его. И тогда ему не оставалось ничего другого, как омыть ноги в океане, – он полагал, что эта же вода омывает и берега Индии [258].
Побывавший в Китае знаменитый проповедник дзэн-буддизма Догэн (1200–1253) писал о Японии с неприкрытым ожесточением: «Страна Япония расположена далеко в море, люди там глупы, мудрецов здесь никогда не рождалось, нечего и говорить, что и люди, вступившие на путь учения, здесь редки». В другом сочинении середины периода Камакура говорилось: «Япония и вправду маленькая страна, а поскольку она является таковой, то она не является землей, пригодной для обретения Пути, в ней собрались только люди бескорневые и недобродетельные, только мелкие и недалекие, а потому здесь невозможна проповедь Закона [Будды]» [259].
Парадокс истории состоит в том, что ламентации по поводу удаленности Японии от родины Будды достигли пика в то время, когда распространение и укоренение буддизма в японской культуре тоже достигло наивысшей степени…
Авторы, которые не имели непосредственного отношения к буддизму, тоже сетовали по поводу упадка нравов. В тексте исторического сочинения «Окагами» (вторая половина периода Хэйан) мы читаем жалобы на то, что человеческая жизнь сделалась много короче, чем в прежние времена. Сами люди тоже нехороши, рождение честного человека – редкость. Об одном таком честном человеке говорится: «Излишне прямодушен и честен, черты лица слишком хороши для маленькой страны, где попадаются льстецы и обманщики» [260].
Источники пестрят сетованиями по поводу наступления последних времен, когда даже буддийские монахи принимали участие в кровавых сражениях. Характеризуя эпоху с ее непредсказуемыми отклонениями от чаемого идеала, создатели «Хэйкэ-моногатари» восклицают: «А все оттого, что близится конец света и власть императоров утратила свою силу! Прежний государь и нынешний император, отец и сын, казалось бы, какая вражда может их разделять? А между тем то и дело творились дела одно чуднее другого, а все оттого, что приблизился конец света и помыслы людские обратились только к дурному…» «Горе нам! Умер будда, закатилось солнце, и мир человеческий погрузился во мрак, обреченный на вечное круговращение жизни и смерти! Кто ныне свободен от греха и низменных вожделений? Люди предаются лишь пьянству и похоти, уподобясь бешеному слону или скачущей обезьяне! В злобе клевещут они друг на друга, поносят святую веру! Истинно говорю вам: тем, кто погряз в грехах, не удастся избегнуть посмертных мучений, причиняемых стражами ада, служителями царя преисподней Эммы!»
Действительно, реалии эпохи свидетельствуют об огрублении нравов и ожесточении. В предыдущий период государство избегало казнить преступников из боязни, что они превратятся в разгневанных духов, которые, как считалось, непременно отомстят после смерти. Однако теперь казнь сделалась ежедневной нормой, а малолетний император Антоку был вынужден утопиться. После ужасного землетрясения в столице «люди с сердцем и совестью, горько вздыхая, говорили: «Император, украшенный всеми Десятью добродетелями, повелитель десяти тысяч колесниц, покинул свою столицу, священная особа его погрузилась на дно морское… Министров и вельмож на позор возили по улицам, головы их вывесили у врат темницы на всеобщее поругание… С древних времен и до наших дней грозен был гнев мертвых духов! Кто знает, что будет теперь с нашим миром?!» [261]
Читать дальше