Александр Мещеряков - Terra Nipponica [Среда обитания и среда воображения]

В токугавской Японии приемный сын пользовался теми же правами, что и ребенок «настоящий». Однако нынешние идеологи вкладывали в понятие «приемный сын» иные смыслы. Одно из наиболее четких определений корейцев как приемных детей принадлежит доценту Токийского императорского университета Осима Масанори (1880–1947). В статье 1919 г. он писал: «Разумеется, не может идти и речи о том, что они [корейцы] принадлежат к тому же самому народу, что и мы; в то же время я полагаю, что наша государственность могла бы сделаться более мощной, если мы станем обращаться с ними, как с приемными детьми, приемышами или подкидышами и духовно воспитывать их в своей семье» [487].

Практические последствия такого «семейного» подхода оказались ограниченными. Унесшее около 100 тыс. жизней страшное землетрясение 1923 г., случившееся в районе Токио, запомнилось не только ужасными жертвами, но и массовыми погромами корейцев, на которых массовое сознание возложило ответственность за вспыхнувшие пожары. В этом массовом сознании корейцы представали как хитрые, ленивые, необразованные и грязные люди «второго сорта», склонные к «подрывной деятельности». Все это говорит о том, что правящие круги страны обладали «настоящим» имперским сознанием и стратегией, но они входили в противоречие с сознанием обычного японца. Несмотря на то что Япония вложила в Корею достаточно большие материальные и идеологические ресурсы, корейцы предпочитали считать себя вовсе не «братьями» или же «приемышами» японцев, а самостоятельным и независимым народом. Корейские общественные деятели, стремившиеся к суверенитету страны, подчеркивали разницу между Японией и Кореей: Корея – страна материковая, Япония – островная; корейцы – конфуцианцы, а японцы – буддисты; корейская история длиннее японской; корейский язык богаче «провинциального» японского [488].

Корейцы отказывались считать себя родственниками японцев. Несмотря на проправительственную пропаганду, обычные японцы тоже не желали видеть в корейцах ни братьев, ни приемных детей. То же самое можно сказать и о других «инородцах». Тем не менее дискурс о сложном этногенезе японцев и многонациональном характере империи оставался основой официальной идеологии вплоть до окончания Второй мировой войны.

Учебники по истории продолжали говорить о сложном этногенезе японцев. В Пособии по истории для средних школ 1935 г. утверждалось, что японский народ ведет происхождение от императоров (потомков богов), спустившихся на землю Японии, созданную богами для японцев. Помимо этих потомков богов в процессе этногенеза участвовали «переселенцы (из Кореи и Китая), а также инородцы (племена эдзо, кумасо), но они были быстро ассимилированы в нашей стране, и все вместе, объединившись вокруг императорского дома, они проявили верноподданничество и достигли нынешнего процветания» [489]. Беря за пример США, учебники по истории буквально объявляли Японию «плавильным котлом народов».

В издании правительственной организации, ставившей целью пропаганду японской культуры за рубежом, также подчеркивалось, что в формировании японской нации участвовали несколько этносов (айны, индонезийцы-хаято), перечислялись точки зрения по этому вопросу, некоторые из них автор (ведущий антрополог и археолог своего времени) ставит под сомнение (так, он отвергает негритянский компонент). Проводятся и параллели между археологическими культурами Японии и других ареалов [490]. Правда, в этой брошюре на английском языке не упоминалось, что предки японцев спустились с неба на землю…

Сложный этногенез воспринимался как предпосылка и показатель цивилизованности. В сочинении по исторической географии профессора Кита Садакити (1871–1939) прямо утверждалось: «Не только наш японский народ, но и все другие цивилизованные народы мира без исключения имеют полиэтничный генезис» [491]. Такой генезис предполагал «жизненную силу» японцев, которые в древности сумели ассимилировать и автохтонное население, и иммигрантов из Кореи и Китая. Поскольку практически все ученые и не слишком ученые мужи полагали, что японцы спустились непосредственно с неба, это избавляло от хлопотной необходимости искать прародину японцев на земле. При этом подчеркивалось, что в отличие от европейских стран японцы не «покоряли» (не уничтожали) аборигенов, а прививали им культурные навыки, учили рисосеянию, морали, воспитывали в них добродетели и чувство благодарности. Японцы брали жен из среды аборигенов и обращались с ними ласково, и только принятый среди японцев счет родства по мужской линии указывает на факт их более высокого (небесного? – A.M.) происхождения [492].