Многие византийские историки в связи с венчанием Юстина упоминают евнуха Амантия (препозита священной опочивальни), каким-то образом в этих событиях замешанного и вследствие смены власти пострадавшего. По самой распространенной версии, Амантий хотел сделать правителем своего ставленника, некоего Феокрита. Он передал Юстину крупную сумму денег для раздачи экскувитам, чтобы переманить их на свою сторону. Юстин же то ли раздал золото от своего имени, то ли (о чем пишут восточные источники) сделал всё согласно договоренностям, но народ и войско Феокрита отвергли.
Так или иначе, к власти пришел «царь благочестивый, строгий и многоопытный муж, начавший служить с простого воина и возвысившийся до сенатора… и был во всем любезен, как пламенный ревнитель православной веры и муж, опытный в деле военном» [152] Феофан , год 6010. С. 128; год 6011. С. 129.
. «Он был невысокого роста, широкогрудый, с седыми кудрявыми волосами, с красивым носом, румяный, благообразный, опытный в военных делах, честолюбивый, но безграмотный» [153] Иоанн Малала . XVII. 2. С. 109.
.
В этой истории Юстиниан участвовал в качестве одного из главных действующих лиц. Судьба вознесла его на новую высоту: он был не просто родственником, но нареченным сыном действующего императора.
Настало время большой политики.
На ступенях трона: 518–527
15 июля, когда после венчания Юстина не прошло и недели, в храм Святой Софии (не нынешний — он еще не был возведен, а в стоявшую на его месте базилику времен Феодосия II) сбежался народ и начал требовать от патриарха Иоанна предать анафеме «манихеев и евтихиан», то есть несториан и монофиситов. То тут, то там в качестве объекта проклятий звучало имя Севира, патриарха Антиохии, — самого способного на тот момент монофиситского деятеля, который в бытность еще монахом (при Анастасии) баламутил весь Константинополь своей активностью. Собравшиеся громкими криками побуждали Иоанна прилюдно заявить о признании Халкидонского собора и о внесении в поминальные списки-диптихи неправедно исключенных: римского папы Льва Великого, низложенных при Анастасии константинопольских патриархов Евфимия и Македония II. Толпа шумела: «Многая лета императору! Многая лета августе! Я свидетельствую (толпа вела речь от первого лица. — С. Д .): ты не уйдешь, если не предашь анафеме Севера. Скажи ясно: анафема Северу!.. Ты не сойдешь (с кафедры), если не предашь анафеме. Многая лета патриарху, достойному Троицы! Многая лета императору! Многая лета августе! Объяви о прославлении Халкидонского собора! Я не уйду, если не объявишь, мы будем здесь до вечера» [154] Чекалова , 1997. С. 171.
. Народ не выпускал Иоанна до тех пор, пока он не произнес анафему Севиру и не согласился со всеми высказанными требованиями, включая сбор епископов для восстановления церковного единства.
На следующий день история повторилась; при этом столичный люд и монахи угрожали препозиту Амантию, которого считали «автором» религиозной политики Анастасия.
20 июля более сорока епископов (те, кого в крайней спешке удалось известить и привезти в Константинополь) подтвердили восстановление в диптихах имен Льва, Евфимия и Македония, а также отмену приговоров православным, пострадавшим за веру при Анастасии. Собор формально подтвердил каноничность решений Халкидонского собора (наравне с тремя предшествовавшими ему) и анафематствовал Севира Антиохийского.
Амантий и Феокрит были против таких решений, за что и поплатились: Юстин велел лишить их жизни. Император распорядился также казнить или изгнать из столицы некоторых других приближенных своего предшественника, а сосланных при Анастасии, наоборот, вернуть. Получил прощение и до времени скрывавшийся Виталиан — он был назначен на должность презентального военного магистра.
Таким образом новый правитель произвел, как это нередко бывает при смене власти, перестановки в рядах столичной элиты.
Стремительно пошла в гору и карьера Юстиниана, ставшего комитом доместиков [155] Курбатов , 1991. С. 224, 225.
и возведенного в ранг иллюстрия. Это означало, что Юстин полностью доверял племяннику. Ведь такой пост требовал исключительной преданности: комит доместиков не только командовал личной охраной императора, но одновременно являлся секретарем консистория — императорского совета. Теперь Юстиниан был причастен ко всем важным аспектам жизни империи.
Юстин и Юстиниан решительно повернули религиозную политику государства к ортодоксии. Император приказал сместить около полусотни сирийских епископов-монофиситов и учинил гонения на приверженцев всех «неофициальных» направлений христианства. Вызвавший столько споров «Энотикон» отменили буквально в первый год правления Юстина, и скорее всего инициатором этой отмены стал Юстиниан. Папа Хормизд и восточноримский монарх в итоге действительно примирились. Это не на шутку встревожило Теодориха, который, подозревая римлян в политической измене, развязал против старой знати террор. Отношения Равенны с Византией ухудшались, несмотря на дипломатические реверансы Юстина: в 519 году он назначил консулом зятя короля Евтариха и усыновил его (видимо, по варварскому обычаю, путем вручения оружия и доспехов). Это имело далекоидущие последствия: Юстиниан стал как бы «братом» Евтариха и членом семьи Теодориха. Пройдет полтора десятка лет, и данный факт явится одним из поводов для вмешательства в остготские дела.
Читать дальше