Гвидо Кнопп - История XX века. Тайны, загадки и мифы

Я назначила на должность служителя отличного шотландца, дабы он всегда и везде сопровождал меня, будь то езда верхом, прогулки в экипаже или пешком.

Она бывала с Брауном и на публике. В 1867 г. она заказала портрет со своим «служителем» и велела выставить его в Королевской академии: Виктория верхом на коне, которого Джон Браун крепко держит за поводья.

Джон Браун был единственным мужчиной, имевшим доступ в королевскую спальню. Нужно быть очень наивным, чтобы не предположить существование любовной связи. Определенно, поначалу королевский шталмейстер был частью ее траурного культа об Альберте. «Шотландский слуга ее величества», как гласил его официальный титул, нашел правильный тон для траура своей романтической королевы. После посещения королевского мавзолея у надгробного памятника принцу-консорту он открылся ей, что мог бы умереть за нее, настолько глубоко он сочувствует ее скорби о любимом Альберте. Викторию тронуло это искреннее признание: «Мне становится хорошо на сердце, когда я вижу столь сдержанное и трепетное отношение к моему горю, и особенно трогательно видеть это со стороны сильного, крепкого мужчины, сына гор». Однако вскоре обет, данный относительно великой утраты, отошел на задний план.

На протяжении 18 лет Виктория находила в своем «сыне шотландских гор» надежного друга, наперсника и защитника. Однажды он даже спас ей жизнь, собственноручно обезоружив покушавшегося.

Рядом с Брауном Виктория снова вернулась к земным радостям. она стала путешествовать — в Швейцарию, во Францию и Италию; стала принимать парады, показываться народу и все больше интересоваться потребностями низших слоев населения. Свои новые познания о социальном различии она решила использовать в воспитании своего «дорогого» старшего внука, будущего германского кайзера Вильгельма II: «Князья и княгини всегда должны быть любезными и готовыми помочь; им не следует думать, будто они из иной плоти и Крови, чем бедняки, крестьяне, рабочие и прислуга», — советовала она его матери, своей дочери Виктории. Позднее ее отношение к «вспыльчивому, высокомерному и упрямому» внуку, к его пылким речам и «глупым колониальным выходкам» станет более сдержанным.

У вас нет радостей, бедная королева, и мне вас очень жаль. Что я могу сделать для Вас? Я мог бы для Вас умереть.

Но, даже имея подле себя человека из народа, Виктория не понимала актуальности социального вопроса. В то время как в Лондоне некий Карл Маркс излагал на бумаге свои теории, детский труд на шахтах был в порядке вещей, городской пролетариат прозябал в сырых комнатушках в подвалах, она со своими социальными обязательствами скользила по поверхности. Так, в 1880 г. в письме премьер-министру она высказала предложение оградить от дополнительных налогов «людей с низкими доходами»: «Королева сожалеет о налоге на пиво, поскольку бедняки не пьют вина и остро ощутят отказ от пива. Бедняки с трудом перенесут дополнительный налог на единственный доступный для многих напиток». Сама же королева все чаще употребляла напитки покрепче, после того как шотландец Браун убедил ее, что виски полезнее красного вина.

Конечно, столь тесная связь с подданным противоречила правилам приличия того времени, однако Виктория сама предписывала, что следует считать «викторианским». Естественно, дневник молодой вдовы умалчивает, была ли между нею и ее слугой любовь. Впрочем, может, здесь именно молчание особенно красноречиво. Вероятно, Беатрис, получившая от матери поручение — после ее смерти, выправив, переписать дневники и сжечь оригиналы, — переусердствовала и слишком основательно уничтожила следы Джона Брауна. Принц Майкл Кентский, праправнук королевы, уверен в этом: «Беатрис сожгла намного больше, чем приказала Виктория». Лишь в конце 90-х XX века у потомков Брауна обнаружилась подборка писем, позволившая сделать вывод, что мнимая хранительница викторианской морали и ее шталмейстер «были очень, очень близки и имели взаимную сердечную привязанность».

Когда в 1883 г. преисполненный долга Браун скоропостижно умер от нелеченой простуды, Виктория оказалась в полной растерянности: «Я совершенно расстроена этой утратой, я лишилась того, кто был так предан, посвятил себя служению мне и сделал так много для моего личного блага. Это утрата не просто слуги, а настоящего друга». Как и в случае первой большой любви ее жизни, королева лично пеклась о памятниках своему наперснику. В парке замка Балморал она приказала установить величественную статую Брауна, а в мавзолее Альберта — мемориальную доску в его честь: «С любовью и благодарностью в память о Джоне Брауне, верном и преданном личном провожатом и друге королевы Виктории». До конца жизни она возлагала цветы у двух могил — Альберта и Джона Брауна.