Гай Аноним - Вокруг Апокалипсиса. Миф и антимиф Средних веков

В первые месяцы мора, когда и перед папским престолом, и перед мирскими владыками, и перед самыми обычными людьми предстала грандиозная картина надвигающегося апокалипсиса, почти ни у кого не было сомнений, что грядет конец света. Возможно, такие настроения появились бы и в наши времена — представьте себе, что люди умирают на производстве, на улицах и в общественном транспорте, трупы валяются на автобусных остановках и платформах метро, едва ли не половина ваших знакомых скоротечно скончались, а государство перестало выполнять свои функции. И это в XXI веке, с нашими куда более глубокими и подробными знаниями о мире.

Что же тогда говорить об обитателях века XIV, для которых сомнений в существовании Господа Бога нет и быть не могло, а слова Святого Писания, повествующие об апокалипсисе, воспринимались буквально?

Однако время шло, но окончательный и бесповоротный конец света так и не состоялся. Папа римский уехал из Авиньона в свой загородный замок, благополучно переждав там эпидемию (умер он четыре года спустя от естественных причин в возрасте 61 года). Стало ясно, что наказание Божье не столь уж и всеобъемлюще — никто не спорит, в Авиньоне вымерло больше половины населения, от чумы скончались несколько кардиналов, но столь сложный и хорошо настроенный механизм Римской церкви продолжал работать, в отличие от многих потерпевших крах властных структур в европейских государствах.

Стоит напомнить, что центром католической вселенной являлся именно папский двор во главе с понтификом, ему подчинялись бесчисленные приходы, аббатства и епископаты, включая столь отдаленные области, как Ливония, Исландия или какие-нибудь Фарерские острова. Именно в Авиньон стекались все сведения об эпидемии и потерях, которые понес католический универсум.

Больные чумой и монахи-францисканцы в госпитале. Миниатюра XV века.

Черная смерть же победоносно шествовала по Европе, и направление распространения эпидемии больше напоминало ход часовой стрелки. Из Южной Франции чума ушла на запад и северо-запад в сторону Парижа с одной стороны (июнь — август 1348 года), расползлась по берегам Средиземного моря, проникнув в Испанию, также летом Черная смерть оказалась в Аквитании и Пуату, убив дочь английского короля, находившуюся близ города Бордо: несчастная леди Джейн со своим скромным двором ехала в Испанию к своему жениху, Педро Кастильскому, но уберечься не смогла.

В первых числах июля 1348 года чума перебралась через Ла-Манш — ее привезли с собой английские корабли, направлявшиеся из нормандских портов в метрополию.

В Англии бедствие Черной смерти наложилось на эпидемию ящура среди крупного рогатого скота, начавшуюся ориентировочно поздней осенью 1348 года, когда огромное количество крестьян погибло от чумы. За коровами и быками стало некому ухаживать, сотни деревень опустели, или в них осталось всего несколько жителей, имевших иммунитет к чумной палочке.

По отдельным сведениям, в Англии пало до двух третей сельскохозяйственных животных, что нанесло тяжелейший удар по и без того дышащей на ладан экономике, ослабленной Столетней войной.

Не миновала чаша сия и вроде бы изолированную в горах Шотландию. Лоуленд, то есть Низинные земли, вымер на треть, в Хайленде потери были меньше — хотя бы потому, что эпидемия здесь началась в декабре 1348 года и зимой связь между поселками и замками в высокогорье почти не поддерживалась из-за снежных заносов на перевалах. Примерно то же самое наблюдалось в Ирландии: Черная смерть безжалостно прошлась по побережью и английским фортам, но слабо коснулась ирландских укреплений и деревень в горах.

Бич Божий ударил по Скандинавии — английские суда доставили чуму в Норвегию, адский пожар распространился на Швецию и Данию и ушел южнее, в Германию, а оттуда — в северную Польшу, Пруссию и к русским княжествам, оказавшимся на пути чумы в 1350-1352 годах. Процитируем Никоновский свод, а именно фрагмент, касающийся эпидемии в Пскове.

«...Бысть мор во Пскове силен зело, и по всей земле Псковской, сице же смерть бысть скоро: храхне человек кровию, и в третий день умираше, и быше мертвии всюду.

<...>

Священницы не успеваху тогда мертвых погребати, но во едину нощь до заутриа сношаху к церкви мрътвых по двадесять и до тридцати, и всем тем едино надгробно пение отпеваху...; и тако полагаху по пяти и по десяти во едину могилу. И сице бяше по всем церквам. И не бе где погребати мертвых...»