Филипп Сэндс - Восточно-западная улица. Происхождение терминов геноцид и преступления против человечества

Сандра дала мне ссылку, и прямо под разговор я поискал в интернете книгу ее отца. Вот и она. Веселенькое название: «От гитлеровских лагерей смерти до сталинского ГУЛАГа» {388} 388 Alfred Seiler. From Hitler’s Death Camps to Stalin’s Gulags. Lulu, 2010. . Читатель приглашался «заглянуть внутрь», и, продолжая беседу, я заглянул. Книга была короткая, менее 200 страниц; я быстро пролистывал их, высматривая фотографии. Со страницы 125 на меня глянуло знакомое лицо человека в темном костюме, с платком в нагрудном кармане, в темном галстуке. Под фотографией имя: Эмиль. На следующей странице была фотография Лидии, жены Эмиля, с внуками, Сандрой и Говардом.

Я извинился перед Сандрой за то, что вдруг замолчал и перестал поддерживать разговор. Три фотографии Эмиля десятилетиями лежали в бумагах моего деда, и сам я уже несколько лет пытался выяснить, кто же это был. Сандра отнеслась с пониманием, она была великодушна. Могу ли я прочитать надпись рядом с этой фотографией, спросила она. Сандра все еще не собралась с духом и не прочла книгу, опубликованную после смерти отца.

Я прочел этот текст вслух. Эмиль Линденфельд-Зоммерштейн с детства дружил с отцом Альфреда. Эмиль женился на Лидии Штурм, дочери человека, владевшего фабрикой басонных изделий в Егерндорфе (ныне Крнов), в Судетах; на фабрике производились «украшенные позументом скатерти, покрывала и тому подобное». Единственный рожденный в этом браке ребенок, дочь Алиса, в 1939 году была отправлена в Англию в рамках спасательной операции «Киндертранспорт». Вскоре за ней последовала мать, получившая разрешение на работу в качестве домашней прислуги. Одна фраза содержала намек на характер жизни Эмиля в Вене после отъезда жены и дочери: «Эмиль сумел продержаться в Вене во время нацистской оккупации, он залег на дно, держался в кругу нееврейских родственников и друзей. После войны родители Алисы не воссоединились, ее отец до конца жизни оставался в Вене» {389} 389 Alfred Seiler. From Hitler’s Death Camps to Stalin’s Gulags. Lulu, 2010. Р. 126. .

Значит, Эмиль Линденфельд оставался в Вене один, как Рита, а потом прятался у «нееврейских родственников». Напрашивался вывод, что он либо не был стопроцентным евреем, либо притворялся неевреем. После войны Эмиль и Лидия расстались навсегда, в отличие от Леона и Риты, которые продолжили супружескую жизнь в Париже.

Читая эту краткую историю, написанную зятем Эмиля, я припомнил рассказ мамы о том, как некий мужчина (теперь я знал, что это был Эмиль Линденфельд) наведался в Париже к Рите и Леону. После его ухода родители мамы поссорились. Очевидный вывод (хотя возможны и другие гипотезы): Эмиль был любовником Риты, он приехал в Париж после войны, желая найти ее, увезти обратно в Вену. Я не сказал об этом Сандре в тот первый разговор, но потом, когда познакомились ближе, мы обсудили и эту тему. Я поблагодарил Сандру за то, что она ответила на звонок. Она попросила прислать ей на электронную почту фотографию деда, ту, которая была прикноплена к стене над моим столом. Через несколько дней Сандра написала мне. Наш разговор побудил ее разобрать бумаги Эмиля, которые были пересланы в Нью-Йорк из Вены после его смерти. У нее хранились теперь альбомы, в том числе с фотографиями довоенной поры. Если у моей бабушки оказались фотографии Эмиля, не найдутся ли в его коллекции фотографии Леона и Риты?

– Пришлите мне фотографии ваших бабушки и деда, – предложила Сандра.

Я послал снимки из паспортов, выданных Третьим рейхом. Фотография Риты сделана примерно в 1941 году, на ней Рита выглядит грустной. Я всегда считал, что печалилась она из-за разлуки с мужем и дочерью, но теперь подумал: а вдруг дело не только в этом? Что, если причиной ее грусти был как раз Эмиль?

На следующий же день Сандра забросала меня письмами. Она прочесала альбомы Эмиля и нашла несколько фотографий Риты и лишь одну – Леона (вместе с Ритой и моей мамой, на парижской улице. Эта фотография 1950-х годов имелась и в альбоме моей мамы).

Присланные Сандрой файлы я открывал с трепетом. Быть может, эти фотографии объяснят молчание, которым в нашей семье был окутан тот период? Черно-белые снимки (всего их было восемь) не потускнели за десятилетия. Ни одной из этих фотографий Риты я никогда не видел. И каждая была непривычной, неожиданной.

Первая – студийный портрет, слегка размытый. Рита улыбалась и выглядела гламурной красавицей – я в ней этого не угадывал. Она была красива, тщательно накрашена, решительным мазком нанесена яркая помада.