«Стоящая в очереди молодежь организовала на улице всевозможные игры и пляски, иногда сопровождавшиеся со стороны отдельных лиц хулиганскими выходками».
Хотя очереди не были лишены веселья, юмора и остроумия — сколько перлов народной мудрости было в них растрачено зря! — все же в очередях преобладали настроения отрицательные, критические, можно сказать — антисоветские:
«Деньги девать некуда. Купить нечего. В деревне ничего нет, а здесь тоже в очередях намучаешься, ночами не спишь. Многие и квартир не имеют, а на вокзале спать не разрешают. Просто беда».
«Деньги есть, а купить ничего не могу. Живу здесь уже 4 дня, а придется выезжать ни с чем».
«Хожу в рваных брюках. Взял отпуск на 5 дней, простоял в очередях, а брюк не достал».
«Я приехал из Дмитрова. У нас там совершенно ничего нельзя купить, а здесь хоть в очереди постоишь — достанешь».
«Стою в очереди четвертую ночь и не могу достать себе хорошее коверкотовое пальто в 800-1000 рублей» [11].
Не все, однако, соглашались уйти из очереди несолоно хлебавши. Человеческое упорство, терпение и изобретательность не знали предела. Мир очереди — энциклопедия способов выживания. Применение грубой физической силы представляло собой лишь наиболее примитивный из них:
«Группа покупателей в 200 человек, не желавших встать в очередь, пыталась силой прорвать цепь милиции и сбить очередь» .
Из донесения Берии, в то время главы НКВД, Сталину и Молотову : «У магазина “Ткани”, против Зоопарка, 24 февраля один гражданин, стоявший в конце очереди, к моменту начала торговли подошел к самому магазину. Вскоре к нему присоединились четверо, и между ними произошел следующий разговор: “Сегодня ничего не выйдет. Я стою далеко”. Другой говорит: “Надо прорваться”, и тут же рассказал, как это им удалось в прошлый раз: “Милиционер схватил Ваську, Васька схватил милиционера, Гришка вступился в защиту, а мы вчетвером прорвались и сделали удачные покупки”».
Знал бы Василий, что попал в сводку Берии для Сталина. С другой стороны, подумать только, что только не волновало отца народов!
Грубая сила была на виду, но скрытый от глаз постороннего мир очереди был более изощренным, то был мир обмана, взяток, блата — личных связей и полезных знакомств, неистощимой изобретательности, творчества и даже искусства.
Для покупки товаров вне очереди использовали якобы своих грудных детей, которых могли передавать из рук в руки по нескольку раз.
Другой способ, описанный в материалах 1930-х годов, — комбинация с чеками, в которой участвовали работники магазина. С вечера они заготавливали кассовые чеки со штампом «доплата». Владелец такого чека наутро шел в магазин, как будто бы он уже отстоял очередь, купил товар, но у него не хватило денег, и он ходил за ними домой. Милиционер, охранявший вход в магазин, в таких случаях пропускал без очереди. Личное знакомство или подкуп милиционера также позволяли пройти без очереди. По знакомству с продавцами или администрацией магазина можно было попасть в магазин со служебного входа или вообще не ходить туда, а получить товар «на дому» за дополнительную плату.
То была целая наука — стоять в очереди. Где стоять? Когда стоять? И даже в чем стоять. Одежда и внешний вид приобрели особое значение после того, как в Москве стали продавать товары только москвичам по предъявлении прописки. Очередь маскировалась — своеобразная форма социальной мимикрии:
«В 7 час. 20 мин. у магазина шерстяных тканей (Колхозная площадь) была уже организована очередь, которую постепенно пропускали через железные ворота во двор, где производилась проверка документов. И всех лиц, не прописанных в Москве, в магазин не пропускали».
Из разговора пострадавших: «Одеться надо было бы почище, тогда с очереди не выгонят. Свой своего узнает по одежке. Как хорошо одет, так даже документов не спрашивают, а вот как на мне засаленный кожух, мохнатая шапка, то меня, даже не посмотрев документов, выгнали со двора» .
Тысячные очереди требовали изобретательности не только от покупателя, но и от продавца. При таком наплыве и «всеядности» покупателя торговля превращалась в механическое распределение по установленным нормам отпуска. В документах описана, например, практика очередности в продаже товаров: пока не кончался сахар, масло не начинали продавать. Или нарезали ткань лишь из одного рулона и только после того, как рулон заканчивался, начинали продавать ткань из рулона другой расцветки [12]. Продавцы экономили время, покупатель же терял право выбора товара и вынужден был покупать то, что продавалось в тот момент, когда подошла его очередь. Так очередь становилась рычагом своеобразной «рационализации» торговли.
Читать дальше