Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Противником Суллы был царь Понта Митридат, опасный враг Рима, флот которого состоял из 400 кораблей, а численность войска достигала нескольких сотен тысяч. Война началась не очень удачно для римлян. Разбросанные по Азии легионы были повержены, их предводитель попал в плен, а ликующий Митридат объявил об избиении всех римлян, находившихся на территории его владений. Тем временем к противнику примкнули Македония и Греция, и Сулла приступил к осаде Афин. Она оказалась достаточно жестокой, но Сулла не мог позволить себе вести себя как порядочный человек. Для строительства осадных машин он приказал вырубить рощи Академии, «самого богатого деревьями пригорода», и Ликея.

Однако победить ему не удалось. Сулле были нужны корабли, которые позволили бы ему наладить пути коммуникации с Римом. Для этого он отправил Луция Лукулла к правителям, сохранившим дружественные отношения с Республикой, у которых тот должен был выпросить, занять на время или даже украсть суда. Лукулл отправился в свое опасное путешествие в самый разгар зимы. Он прорвался через вражескую блокаду, добрался до Крита, но, миновав его, двинулся в сторону Кирены. Там он остановился на неделю или две, чтобы отдохнуть и набраться сил. Затем, двигаясь вдоль побережья Ливии, Лукулл направился в Александрию. Ему очень повезло – избежав встречи с пиратской эскадрой, он благополучно добрался до порта.

Лафур стремился сохранить дружественные отношения как с Суллой, так и с Митридатом и искренне надеялся, что высокопоставленный гость примет во внимание его замешательство, которое, несомненно, было очевидным. Египетский царь понимал, что, дав Сулле корабли, превратится во врага Митридата, а отказавшись, оскорбит уже Суллу. Простодушный Лукулл не понял этих сомнений. Он полагал, что Лафур вполне может по-дружески снабдить римского военачальника кораблями и солдатами, и беспокоился лишь из-за численности и уровня подготовки последних.

Возможно, Лукулла по вполне понятным причинам обманул теплый прием, устроенный ему Лафуром. Еще до входа в порт его встретило несколько египетских трирем, которые сопроводили его к царскому причалу. Когда гость сошел на сушу, его встретил сам царь, обнявший его, поселивший в роскошных покоях и давший в его честь богатый пир. Придворные договорились, что все вместе станут развлекать этого образованного и предприимчивого патриция и его секретаря, философа Антиоха из Аскалона, ученика Филона из Лариссы, руководившего афинской Академией.

Ученик и учитель разошлись во мнении касательно правильности и ложности различных аспектов учения Платона, и, пока Лукулл, находясь во дворце, намекал царю на цель своего приезда, Антиох в Мусейоне рассуждал о недостатках платоновской философии. Там философ нашел более благодарную публику, чем та, к которой обращался его работодатель. Во дворце ситуация складывалась неутешительно. Ла-фур никак не мог решить, какое из двух зол – ярость Суллы или месть Митридата – окажется меньшим, и тянул время, проявляя при этом всю осторожность, на какую только был способен. Дни проходили один за другим, а Лукулл ни на шаг не приближался к цели своей миссии. Когда он заговаривал о кораблях, Лафур с легкостью менял тему беседы, и в какой-то момент римлянину это надоело. В более подходящий момент Лукулл, к тому времени уже признанный любитель чувственных наслаждений, с удовольствием поговорил бы о яствах и вине, но в сложившихся обстоятельствах он не мог позволить себе терять время.

Однажды вечером римлянин прямо спросил царя, предоставит ли тот корабли Сулле. Вынужденный принять решение, Лафур признался, что не собирался их давать, но для того, чтобы подсластить пилюлю, предложил Лукуллу 80 серебряных талантов, сумму, равную потраченной римлянином на поездку. Гость, нуждавшийся в судах, а не в деньгах, отверг подарок. Он отказался бы и от великолепного изумруда с изображением царя, подарка, врученного Лафуром ему лично, но не осмелился сделать это, так как подобный шаг оскорбил бы дарителя, и Лукуллу пришлось подавить в себе угрызения совести.

Лафур, человек для нас малопонятный, ведь ни один панегирист не вознес ему хвалу, но в то же время не нашлось недоброжелателя, который написал бы о его глупых поступках, скончался в 80 г. до н. э. Если не считать подавления восстания в Фиваиде и отказа помогать римлянам в войне с Митридатом, то можно говорить о том, что в памяти потомков не сохранились сведения о каких-либо выдающихся успехах, достигнутых этим Птолемеем после того, как он взошел на престол во второй раз. Тем не менее некоторые жрецы, а именно священнослужители «с гор Сиены», увековечившие поездку царя на остров Элефантина, и жрецы из Эдфу, записавшие его благодеяния, добросовестно чтили его память.