Персиваль Элгуд - Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

В эллинистическом Египте было достаточно случаев, подтверждающих обоснованность первого совета. Чиновникам всегда было свойственно самоуправство. На царский указ, запрещавший «чиновникам, служащим царю, государству и храмам, арестовывать кого-либо из-за частного долга или ссоры», не обращали внимания. То же самое случилось и с документом, являвшимся его логическим продолжением и требовавшим, чтобы «подобных нарушителей приводили к магистрату».

С данным явлением был связан один из случаев законного недовольства. Речь идет о конфликте с участием жрецов и жителей острова Филэ, жаловавшихся на обязанность бесплатно предоставлять солдатам и чиновникам жилье и продукты питания. На острове действовал соответствующий закон, но в периоды, когда уровень воды в Ниле был низким, несчастные не понаслышке знакомились с голодом. Эвергет освободил жителей Филэ от этой обязанности, и благодарные жрецы установили в храме Исиды небольшой обелиск с вырезанным на нем текстом царского указа.

Эвергета интересовала древнеегипетская религия, причем, как и в случае с его предшественниками, этот интерес был довольно разносторонним. Он оказывал поддержку всем богам, за свой счет восстанавливал все пришедшие в упадок святилища и храмы, о чем свидетельствуют надписи, вырезанные в Карнаке, Мединет-Абу, Дейр-эль-Бахри, Дейр-эль-Медине, Эль-Кабе и других местах.

С особым пиететом царь относился к большому храму в Эдфу, строительство которого близилось к завершению. На его территории он велел возвести святилище Хора и заложить два массивных пилона, обрамляющих вход в большой зал. Строительство этого величественного храма, чисто египетского в плане, начатое первым Эвергетом на сто лет раньше и продолженное следующими Птолемеями, украшавшими его в зависимости от требований существовавшей в их время моды, теперь близилось к завершению. В нем не было ничего позаимствованного из греческой архитектуры. Сам храм и его убранство были спланированы в рамках традиций, заложенных в эпоху фараонов. Строители даже не пытались совместить два архитектурных стиля или две религиозные системы, столь не похожие друг на друга.

Вряд ли какой-то из Птолемеев пошел бы на эксперимент, который не одобрили бы консервативные египетские жрецы, пользовавшиеся непререкаемым авторитетом среди населения сельской местности, и представители царской династии были готовы дорого заплатить за расположение к себе священнослужителей. Результат того стоил, так как благодаря жрецам фигура царя считалась священной. Войдя в храм через пилоны, он пересекал большие двор и зал и останавливался на пороге святилища. Сопровождавшие его до сих пор жрецы отходили, чтобы совершать ставшие уже привычными для них ритуалы, а царь шел дальше, чтобы пообщаться с божеством напрямую.

Храм в Эдфу стоил потраченных на него средств, был действительно масштабным и достойным пожертвований Птолемеев, правивших позднее. Площадь его владений приближалась к поразительной цифре в 18 336 арур, или 50 квадратных километров, а его доходы ежегодно увеличивались благодаря поступлениям из царской казны, которые делались частично в виде денег и частично – в натуральной форме.

Однако в Александрию стали просачиваться не самые приятные слухи о храме, и Эвергет решил, что должен открыто обсудить их со жрецами. Он сказал, что священнослужители паразитируют на пастве и обогатились за счет храма, и стал укорять виновных в этом. По его словам, их жадность и злонамеренность стали притчей во языцех по всему Египту, а у храма была бы более хорошая репутация, если жрецы удержались бы от грабежей и злословия, умерили бы самодовольство и лучше помнили бы о своем призвании. Пророк храма и его помощники склонили головы, а Эвергет продолжил свои нотации. Он призвал священнослужителей избавиться от привычки лгать для достижения собственных целей, воздержаться от использования кощунственных слов и пустой похвальбы. Эти упреки, очевидно, было оправданны, иначе Эвергет не приказал бы верховному жрецу вырезать текст своего предупреждения на стенах храма.

Надписи и рельефы не были способны удовлетворить амбиции Эвергета. В первую очередь он хотел посоперничать с предками, особенно со своим тезкой – первым Эвергетом, – построить роскошное святилище и «поселить» в нем забытое или непопулярное древнеегипетское божество. Выполнить первую из этих двух задач он был не в силах. Эвергет не мог надеяться, что за оставшиеся годы жизни успеет возвести храм, который по своему размеру и великолепию будет достоин стоящего в Эдфу.