Дмитрий Прусаков - Природа и человек в древнем Египте

С позиций СЕИ существенно, что после "неолитического спада" с итоговым снижением разливов Нила до современного уровня от населения Египта востребовался гораздо меньший расход энергии и вещественных средств на обуздание окружающей природной среды, очевидно, высвободивший изрядную долю материального и духовного потенциала обществе, которая могла быть сосредоточена на решении задач самоорганизации. Снятию социальных напряжений и наведению государственного порядка, вероятно, способствовало и уничтожение Хасехемом в конце II династии нескольких десятков тысяч жителей Дельты с ее предполагаемым присоединением к Тинитскому царству; сильный очаг сопротивления утверждению в стране авторитарной власти был погашен. Установление социально-экологической стабильности в Египте на данном историческом этапе ознаменовалось образованием прочного централизованного староегипетского государства, которое качественно отличалось от рыхлого Раннего царства с его унаследованными от предыдущей эпохи родовыми отношениями, изменчивостью административного устройства и не прекращавшейся реорганизацией социальной системы — тем не менее, по одной из гипотез, все еще очень походившей на додинастическую [см.: Пиотровский 1934 , с. 129].

В целом с точки зрения социосинергетики Раннее царство по всему представляло собой бифуркацию эволюции древнеегипетской цивилизации. В отличие от общества Старого царства, являющего нам классический образец жестко структурированного, незыблемого в основе своих институтов социального организма, раннединастическое общество, наоборот, претерпевало непрерывную реконструкцию, минуя череду промежуточных состояний, отразившую, если воспользоваться синергетической терминологией, характерный для бифуркаций процесс отбора и сборки оптимальных на данный момент эволюции элементов системообразования, будь то принципы государственного строя и управления, господствующая идеология или технологии, преимущественно используемые в хозяйстве. До окончательной сборки социально-политическая система, как бы разложенная на составляющие под действием бифуркационного механизма, соединяла в себе черты как нового, зарождающегося, так и старого, отмирающего общественного уклада. В ракурсе универсального эволюционизма именно этим можно было бы объяснить усматривавшееся исследователями наличие пережитков родо-племенных отношений в раннединастическом Египте. Лишь преодоление "точки бифуркации" и достижение следующей ступени самоорганизации социо-природной системы могли гарантировать ей избавление от типичнейших первобытных наследственных признаков, напоминавших о доисторических временах.

Представление о бифуркационном — переходном характере Раннего царства, который как будто бы выявляется социоестественным и синергетическим методами, может послужить дополнительным критерием датирования поры возникновения в древнем Египте общенационального государства. Мнения ученых на этот счет, напомним, разделились: одни полагали, что объединенное государство появилось при I династии [ Перепелкин 1988а , с. 325; Постовская 1947 , с. 240], другие относили это событие к додинастическому периоду, допуская, что уже тогда в долине Нила могли править самые настоящие цари [ Breasted 1931 , р. 720–724; Budge 1902 , р. 148; Case, Payne 1962 , р. 18; Emery 1961 , р. 42; Massoulard 1949 , р. 437; Petrie 1939 , р. 77; Sethe 1930 , §§ 104–138]. Изредка высказывалось соображение, что единое централизованное государство в Египте окончательно сложилось не ранее III династии, до выдвижения которой страна все еще делилась на вождества [ Снегирев, Францов 1938 , с. 65, 96] — и именно эта, самая непопулярная из трех версия наиболее близка концепции СЕИ древнеегипетской цивилизации, поскольку полностью согласуется с тезисом, что переход социально-политической системы архаического Египта в относительно упорядоченное состояние с одновременным повышением уровня ее самоорганизации мог произойти лишь после завершения Первого социально-экологического кризиса.

Наверное, имеет смысл взглянуть на проблему и под несколько иным углом зрения. Учитывая, что преодоление "поля возможностей" бифуркации сопряжено с революционной перестройкой системы (уж по крайней мере ее основополагающих конструктивных компонентов, к каковым в социуме принадлежит, в частности, административная сфера), мы обязаны а priori предусмотреть, как один из гипотетически надежнейших, вариант преобладания в эпохи Раннего и Старого царств качественно отличных принципов организации власти в масштабе всей страны — не говоря уже о сравнении с тех же позиций Старого царства и додинастического периода, отвечавших и вовсе разным каналам эволюции древнеегипетской цивилизации. В связи с этим, памятуя крайне эффектное внешне (и реформаторское по идеологической сути?) преображение царского погребального обряда с восшествием на престол III династии, было бы логично заключить, что раннединастические правители, не строившие, как староегипетские цари, пирамид, соответственно, не пользовались и равновеликим влиянием в Египте, т. е. не являлись вседержавными "деспотами". Однако если, следуя традиции, считать единоличную царственность в ее политико-административном и религиозно-идеологическом аспектах [см.: Вейнберг 1986 , с. 115–140] неотъемлемым атрибутом древнеегипетского государства, то не должны ли мы для рассматриваемого этапа истории принять предполагаемое отсутствие таковой за признак догосударственной или (что в данном случае правдоподобнее) некоей переходной от первобытности, протогосударственной политической системы в стране?