В Москве же тем временем произошли серьезные перемены. Со смертью воинственного Мухаммед-Гирея угроза нового разрушительного «крымского смерча» стала не столь актуальной — крымским царевичам было не под силу поднять на Русскую землю весь крымский юрт [24] О набегах царевичей на русское пограничье см., например: Пенской В.В., Пенская Т.М. Исланова стравка // Золотоордынская цивилизация. 2015, № 8. С. 345–356; Пенской В.В., Пенская Т.М. Набег Ислам-Гирея и Сафа-Гирея на «берег» летом 1533 г. // Золотоордынское обозрение. 2016. Т. 4. № 3. С. 552–569.
. «Малая» же война при всей ее болезненности не носила для Москвы фатального характера, и Василий III вместе с боярами решил все же не менять ориентиры во внешней политике. Западное, «литовское» направление оставалось главным, а восточное и южное, «татарские», по отношению к первому второстепенными. Действия Москвы здесь были продиктованы стремлением не допустить формирования под крымской эгидой единого татарского «фронта» с антимосковской направленностью. Если бы такая коалиция возникла, то Василию пришлось бы отказаться от своих планов продолжить экспансию на западе (между тем, как полагает М.М. Кром, в начале 1530-х гг. Россия и Литва находились на грани войны, и действия Василия III в эти годы как будто подтверждают эту версию [25] См.: Кром М.М. Стародубская война (1534–1537). Из истории русско-литовских отношений. М., 2008. С. 20–23; Пенской В.В. Черкасское сидение // Война и оружие. Новые исследования и материалы. Труды Седьмой Международной научно-практической конференции 18–20 мая 2016 года. Часть IV. СПб., 2016. С. 302–315.
). Потому-то все усилия Москвы были нацелены на то, чтобы не допустить возникновения такого союза. Для этого она активно вмешивалась в крымскую «замятню», поддерживая Саадет-Гирея, преемника Мухаммед-Гирея, но одновременно не забывая «прикармливать» и его соперника Ислам-Гирея. Одновременно русские дипломаты искусно играли на противоречиях между «московской» и «крымской» «партиями» в Казани (и не останавливаясь перед военными демонстрациями, которые должны были привести на казанский стол «московского» хана), привечали ногайских мирз (памятуя о старинной вражде ногаев и крымцев), сколачивая и здесь «московскую» «партию». Таким образом, можно с достаточно высокой степенью уверенности говорить о том, что в целом московская стратегия на этом направлении оставалась оборонительной, и глобальных задач по окончательному решению татарского вопроса в Москве не ставили — но до поры до времени. Эта пора наступила в начале 40-х гг. XVI в. Бурные политические пертурбации и скоротечные перемены на московском политическом Олимпе, последовавшие за безвременной кончиной матери Ивана IV Елены Глинской, железной рукой управлявшей государством за малолетнего сына, привели к смене внешнеполитического вектора. Сперва в январе 1542 г. в результате классического дворцового переворота пал могущественный боярин князь И.Ф. Бельский, а вместе с ним и его конфидент митрополит Иоасаф. Спустя пару месяцев, в марте того же года, на незанятую митрополичью кафедру был возведен новгородский архиепископ Макарий, а освободившуюся в связи с его поставлением на митрополию новгородскую кафедру занял игумен новгородского Хутынского монастыря Феодосий [26] Летописец начала царства // ПСРЛ. Т. XXIX. М., 2009. С. 42–43.
. Затем, согласно разрядным записям, «лета 7051-го году в сентебре (т. е. осенью 1542 г. — В. П. ) приговорил князь великий итить в козанские места из Мурома воеводам по полком» [27] Разрядная книга (далее РК) 1475–1605. Т. I. Ч. II. М., 1977. С. 303. Ср.: РК 1475–1598. М., 1966. С. 106.
. Правда, этот поход, по неясным причинам, не состоялся, но спустя два с половиною года, в апреле 1545 г., «послал князь великий Иван Васильевич всеа Русии впервые х Козани в судех полою водою воевод своих по полком князя Семена Ивановича Пункова Микулинского с товарыщи из Нижнева Новагорода по полком» [28] РК 1475–1605. Т. I. Ч. II. С. 316. Ср., например: Александро-Невская летопись // ПСРЛ. Т. XXIX. С. 145.
. Этой экспедицией было положено начало долгой, растянувшейся на семь с лишним лет очередной, которой уже по счету, Казанской войне. Закончилась она в октябре 1552 г. кровавым взятием Казани и покорением Казанского юрта (не сразу «подрайская землица» признала власть московского государя и его наместников, не сразу — только лишь после долгого и упорного сопротивления). Но вот что любопытно во всей этой «казанской истории» — митрополит Макарий и новгородский архиепископ Феодосий играют в ней далеко не последнюю роль. Именно они выступают (в особенности Макарий [29] А.И. Филюшкин по этому случаю даже говорит о «доктрине Макария» (См.: Филюшкин А.И. Переход России к наступательной борьбе с татарами (доктрина Макария и ее практическое воплощение) // Материалы международной научной конференции, посвященной 600-летию спасения Руси от Тамерлана и 125-летию со дня рождения И.А. Бунина. Елец, 1995. С. 13–15).
) апологетами наступательной войны против казанских татар и всячески поддерживают воинственные настроения молодого Ивана IV и его воинов, изрядно приунывших после двух первых безуспешных крупномасштабных походов на Казань [30] О роли Макария в Казанской войне и «казанских» посланиях Феодосия см., например: Шапошник В.В. Церковно-государственные отношения в России в 30–80-е годы XVI века. СПб., 2006. С. 212–224; Филюшкин А.И. Грамоты новгородского архиепископа Феодосия, посвященные «Казанскому взятию» // Герменевтика древнерусской литературы. Сб. 10. М., 2000. С. 327–346. Стоит также отметить, что и небезызвестный Сильвестр, царский духовник, выходец из ближнего окружения Макария, тоже ратовал за покорение «бусурман», причем занимал едва ли не более активную, нежели митрополит, позицию в этом вопросе (См., например: Курукин И.В. Жизнь и труды Сильвестра, наставника царя Ивана Грозного. М., 2015. С. 43).
. Впору говорить о том, что Макарий и второе после него лицо в русской церковной иерархии (Феодосий Новгородский) — лидеры «партии войны» при московском дворе, одни из главных закоперщиков и инициаторов наступления на Казань!
Читать дальше