Павел Уваров - Варфоломеевская ночь - событие и споры

За Гизами стоял международный католический заговор, но ни махинации Филиппа II и папства, ни вмешательство Гизов не умаляют ответственности, которую Буржон уверенно возлагает на плечи парижских буржуа. Буржуазия не была пассивным орудием Гизов в этих событиях. Совсем наоборот, "каковы бы ни были инициативы и тайные интриги Гизов во время смутных дней августа 1572 г., не надо скрывать от себя того, что вся добрая парижская буржуазия на все лады требовала их вмешательства" [164] Bourgeon J.-L . L’assassinat de Coligny. P. 89. См. также: P. 68: "Mais nous ne saurons jamais si ce sont les Guises qui, d’euxmêmes, ont programmé la Saint-Barhélemy ou si, déjà forts du soutien espagnol, ils se sont seulement laissé porter par l’irrédidtible vague et poussée de fureur de la bourgeoisie parisienne". .

В ответ на доводы Буржона я сосредоточусь на трех ключевых аспектах его обвинений против буржуазии — по отношению к магистратам Парламента, чиновникам ратуши и буржуазной милиции. Вначале рассмотрим его обвинение, что магистраты Парламента разжигали мятеж, устроив стачку, которая совпала с бойней, подорвала авторитет короля и по меньшей мере помешала его усилиям положить конец убийствам [165] Bourgeon J.-L . La Fronde parlementaire… P. 84–85. . Затем я остановлюсь на его выводе, что городские власти помогли организовать и возглавить вероломный мятеж против короля [166] См., например: Bourgeon J.-L. L’assassinat de Coligny. P. 88–89, 1 18: "Il ne faudrait pas perdre de vue l’essentiel: la magorité de la population parisienne, la plus lucide et la plus influente, savant pertinemment qu’elle était en train de faire la Saint-Barthélemy non pas seulement contre les huguenots, mais aussi contre le roi. Ou, tout au moins, d’agir comme si le roi n’existait pas. A l’encontre de Denis Crouzet… j’affirme donc que la Saint-Barthélemy, "sédition catholique", ne peut se ramener a un simple geste enthusiaste de violence mystique: c’est tout autant un sursaut bien concient de violence politique". . В-третьих, обратимся к его характеристике народного насилия как преднамеренного "парижского восстания", возглавленного буржуазной милицией и единодушно поддержанного прочими буржуа [167] Bourgeon J.-L . Charles IX… P. 64; см. также: Idem . L’assassinat de Coligny. P. 119. .

Буржон в исследовании "Парламентская фронда накануне Варфоломеевской ночи" подробно рассказывает, как судьи Парламента по фискальным и религиозным причинам настолько рассердились на короля весной и летом 1572 г., что внезапно прервали заседания — забастовали — между 16 августа, когда король вынудил их зарегистрировать новый невыносимый налог, и 26 августа, когда он предстал перед ними, дабы принять всю ответственность за бойню. Парламент "с блеском отсутствовал" на свадьбе Маргариты Валуа и Генриха Наваррского, тем самым выказывая неодобрение "смешанного брака" и презрение к королю. Но самое главное — высший суд не стал собираться в дни, непосредственно предшествующие бойне и последующие за ней, что явилось намеренным отказом от его обычных миротворческих функций. "Отсутствие Парламента до и после 22 августа лишь усилило мятежников, осознавших свою безнаказанность, уже своей пассивностью Парламент был участником готовящейся драмы". На следующий день после начала бойни "его молчание, его инертность… равнозначны были признанию в соучастии. Ибо речь шла о том, чтобы принудить короля, поставить его на колени" [168] Idem . La Fronde parlementaire… P. 84. .

У меня есть несколько возражений этим доводам Буржона. Во-первых, он представляет Парижский парламент как "основную оппозиционную монархии силу с середины XVI в." [169] Ibid. P. 89. В самом деле, по отдельным вопросам Парламент противостоял королю. В частности, он отстаивал католический характер монархии, возражая против компромиссных мер, которые разрешали придерживаться протестантской веры. Он также выступал против роста налогового бремени, как умело показал Буржон. И все же эти протесты были отнюдь не новы в 1572 г., да и нет данных, что суд существенно изменил свою обычную тактику петиций и проволочек при регистрации эдиктов, которые ему не нравились.

Нэнси Релкер верно заметила, что "при Старом режиме французское правительство действовало в соответствии с конституционным процессом, в котором корона и двор торговались по поводу королевской политики, а Парламент всегда стремился изменить ее, защищая свои прерогативы и права" [170] Roelker N . Lyman, One King, One Faith: The Parliament of Paris and the Religious Reformation of the Sixteenth Century. Berkeley; Los Angeles, 1996. P. 319. . Слабость последних монархов из дома Валуа означала, что Парижский парламент иногда навязывал короне компромиссы, но мы не должны из этого заключать, что судьи этого трибунала выступали против самого института монархии. Напротив, я согласна с мнением Релкер о "постоянной, последовательной" позиции магистратов по отношению к "монархии в ее традиционной, установленной форме". "Их публичные действия, речи и документы, полностью сходные с частной перепиской и дневниками, свидетельствуют об их чистосердечной, безоговорочной преданности французской монархии. Для наиболее типичных, основных членов Парламента это было руководящей страстью, главным проявлением патриотизма" [171] Roelker N . Op. cit. P. 319. См. также: Waele M. de . Une question de confiance? Le parlement de Paris et Henri IV, 1589–1599 (Дисс. McGill University, 1995). P. 36–37. .