Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Каистрийский залив отделял Самос от самого славного из ионийских городов — Эфеса. Основанный около 1000 года афинскими колонистами, он процветал, контролируя торговлю по Каистру и Меандру. Его население, религия и искусство вобрали в себя мощные восточные элементы; почитаемая здесь Артемида изначально появилась как восточная богиня материнства и плодородия. Ее знаменитый храм многократно погибал и почти столько же раз восставал из мертвых. На месте дважды строившегося и дважды уничтоженного древнего алтаря около 600 года был возведен первый храм, вероятно являвшийся первым значительным строением ионийского стиля. Второй храм был воздвигнут около 540 года, отчасти благодаря щедротам Креза; в его проектировании участвовали Пеоний Эфесский, Феодор Самосский и жрец Деметрий. То был крупнейший из построенных прежде греческих храмов, явившийся, по общему мнению, одним из Семи чудес света [489] Шесть других — это: Висячие сады Вавилона, Фарос в Александрии, Колосс Родосский, Фидиев Зевс в Олимпии, гробница Мавсола в Галикарнасе и пирамиды. Плиний пишет, что второй храм имел 130 метров в длину и 68 в ширину, 127 колонн высотой в 18 метров — некоторые из них были украшены или обезображены рельефами (Плиний, XXXV, 21.)50. Завершенный после вековых трудов в 420 году до нашей эры, он сгорел в 356 году до н. э. .

Город был известен не только своим храмом, но и поэтами, философами и женскими нарядами, стоившими целое состояние [490] Афиней, XII, 29. . Не позднее 690 года до н. э. здесь жил Каллин — первый известный элегический поэт Греции. Куда более велик и менее привлекателен был Гиппонакт, который — около 550 года — сочинял стихотворения, отличавшиеся столь грубой тематикой, непристойным языком, отточенным юмором и изысканной метрикой, что стал предметом пересудов всей Греции и ненависти всего Эфеса. То был тучный коротышка, хромой и безобразный и совершенно несносный. В одном из сохранившихся фрагментов он говорит, что женщина приносит мужчине счастье лишь два раза в жизни: «один — в день свадьбы, а другой — в день выноса тела» [491] Caroll, 102. . Он был беспощадным сатириком и язвил любого чем-нибудь примечательного эфесца — от самого подлого преступника до верховного жреца храма. Когда два скульптора — Бупал и Афенид — выставили изящную карикатуру на Гиппонакта, он напустился на них в столь уничтожающих стихах, что некоторые строчки оказались долговечнее камня и острее язвящего клыка времени. По-гиппонактовски отточенный отрывок гласит: «Подержи-ка мой плащ: я врежу Бупалу в глаз. Я ловок на обе руки и не знаю промаха» [492] Фраг. 78 in Нerodes, Cercidas, and the Greek Choi iambic Poets, Loeb Library, 55. Предание утверждает, что Гиппонакт покончил с собой, но желаемое так часто выдают за действительное!

Самым прославленным сыном Эфеса был Гераклит Темный. Родившийся около 530 года, он принадлежал к знатной семье и считал демократию ошибкой. «Дурных — много, и лишь немногие хороши, — говорил он (111 [493] Числа в скобках указывают фрагменты Гераклита в нумерации Байуотера ( Bywater ). ), — и один для меня стоит десяти тысяч, если он — наилучший» (113). Но даже аристократы были ему не по душе. «Многознание, — со свойственным ему добродушием говорит он, — уму не научает; иначе оно научило бы Гесиода, Пифагора, Ксенофана и Гекатея» (16). «Ибо единственная подлинная мудрость — знать идею, которая одна всегда правит всем» (19). Поэтому, словно китайский мудрец, он ушел жить в горы, вынашивая мысль, способную объяснить все. Не снисходя до того, чтобы изложить свои выводы в словах, понятных простонародью, и ища в потаенности жизни и речи спасения от разрушающих личность партий и толп, он выразил свои взгляды в емких и загадочных апофтегмах «О природе», которые отдал на хранение в святилище Артемиды, чем весьма озадачил потомков.

Гераклит изображается в современной литературе как философ, строящий свою систему на понятии изменения; однако сохранившиеся фрагменты едва ли согласуются с этим истолкованием. Как большинство философов, он жаждал найти за Многим Одно, некое единство и строй, на которые мог бы опереться ум среди хаотического мельтешения и многообразия мира. «Все вещи — одно», — утверждал он так же страстно, как Парменид (1); на вопрос: что есть одно? Гераклит отвечал: «Огонь». Возможно, на него оказало влияние персидское огнепоклонство; вероятно, он использовал этот термин как буквально, так и символически, обозначая им не только огонь, но и энергию; фрагменты не позволяют решить этот вопрос однозначно. «Этот мир… не был создан ни Богом, ни человеком, но всегда был, есть и будет вечно живым Огнем, мерно вспыхивающим и мерно угасающим» (20). Все вещи суть формы Огня, то на его «пути вниз», когда он последовательно сгущается во влагу, воду и землю, то на «пути вверх» — от земли к воде, к влаге, к Огню [494] Возможно, Гераклит имел в виду небулярную гипотезу: мир начинается как огонь (или жар, или энергия), превращается в газ или влагу, оседающую водой, химический осадок которой после испарения образует массивы земли (Cp. Mahafly, What Have the Greeks? 219.). Вода и земля (жидкость и твердое тело) суть две ступени одного процесса, две формы единой реальности (25). «Все вещи облениваются на Огонь, как Огонь обменивается на все вещи» (22). Всякое изменение — это «путь вверх или вниз», переход из одной формы в другую, большее или меньшее сгущение энергии Огня. «Путь вверх и вниз один и тот же» (69); разрежение и сгущение — движения в вечном колебании становления; все вещи образуются на пути сгущения, пути вниз, или на пути разрежения, пути вверх, когда реальность удаляется от Огня или возвращается к нему; все формы суть модусы единой и всеобщей энергии. На языке Спинозы, Огонь, или энергия, — вечная и вездесущая субстанция, или фундаментальный принцип; сгущение и разрежение (пути вниз и вверх) — ее атрибуты; ее модусы, или специфические формы, — это видимые вещи мира. [495] Диоген Лаэртский, см. Heracleitus, On the Universe, Loeb Library, 464. .