Тарант, устрашенный экспансией Рима, призвал на помощь удалого юношу — царя Эпира. В этой живописной и гористой стране, известной нам как Южная Албания, греческая культура обрела ненадежную опору с тех самых пор, когда дорийцы воздвигли святилище Зевсу в Додоне [2441]. В 295 году Пирр, который возводил свою родословную к Ахиллу, стал царем молоссов, ведущего эпирского племени. Отважный красавец, он был деспотичным, но популярным правителем. Подданные «верили, что Пирр может доставить облегчение страдающим болезнью селезенки, стоит ему только принести в жертву белого петуха и его правой лапкой несколько раз легонько надавить на живот лежащего навзничь больного. И ни один человек, даже самый бедный и незнатный, не встречал у него отказа…» [2442]В просьбе тарантинцев он увидел заманчивую возможность: он покончит с Римом — угрозой на Западе, как Александр покончил с Персией — угрозой на Востоке. В 281 году он переплыл Ионическое (Адриатическое) море с 25 000 пехотинцев, тремя тысячами всадников и двадцатью слонами; греки заимствовали у Индии не только мистицизм, но и слонов. Он сразился с римлянами при Гераклее и одержал «Пиррову победу»: его потери были столь велики, а его людские и материальные ресурсы столь скудны, что когда адъютант поздравил его с успехом, он произнес историческую фразу о том, что еще одна такая победа — и он останется без войска [2443]. Римляне послали Гая Фабриция для переговоров об обмене пленными. «Во время пира, — говорит Плутарх, — …они беседовали о разных предметах, но больше всего о Греции и ее философах, и Киней, случайно упомянув об Эпикуре, рассказал, что говорят его ученики о богах, государстве, о цели жизни: ее они видят в удовольствиях, избегают государственной деятельности, ибо она лишь нарушает и отнимает счастье, а божеству, чуждому гнева и милосердия, не заботящемуся о наших делах, они приписывают жизнь праздную и полную наслаждений. Киней еще не кончил рассказывать, как Фабриций вскричал: «О Геракл, если бы и Пирр, и самниты [2444]придерживались этого учения, пока воюют с нами!» [2445]
Восхищенный римлянами и не надеясь на достаточную помощь от италийских греков, Пирр отправил Кинея в Рим для заключения мира. Сенат уже готов был согласиться, когда слепой и полуживой Аппий Клавдий велел принести себя в здание сената и выступил против мира с чужеземным войском, находящимся на земле Италии. Разочарованный Пирр вступил в новую битву, одержал еще одну самоубийственную победу при Ас куле, а затем, не рассчитывая одолеть Рим, отплыл в Сицилию с благородной решимостью освободить ее от карфагенян. Он теснил карфагенян с бесшабашным героизмом, но то ли потому, что сицилийские греки оказались слишком пугливы, чтобы его поддержать, то ли потому, что он правил ими по-тиранически своевольно, Пирр получил здесь помощь столь незначительную, что покинул остров после трехлетней кампании, сделав пророческое замечание: «Какое прекрасное поле боя оставляю я для Карфагена и Рима!» Вернувшись с потрепанными отрядами в Италию, он был разбит под Беневентом (275), где легковооруженные и подвижные когорты впервые доказали свое превосходство над неповоротливыми фалангами и тем самым открыли новую главу в военной истории [2446]. «Так рухнули все надежды Пирра в Италии и в Сицилии, — пишет философический Плутарх, — …шесть лет потратил он на эти войны и хотя был побежден, но и в поражениях сохранил свое мужество непоколебленным и по-прежнему считался повсюду самым опытным, сильным и отважным из современных ему царей. Однако добытое подвигами он терял ради надежд на будущее и, алчущий далекого и нового, не мог удержать достигнутого, если для этого нужно было проявить упорство» [2447].
Пирр пустился в новые войны, и был убит черепицей, которую швырнула в него старуха на улице Аргоса. В том же году (275) Тарант сдался Риму.
Восемь лет спустя Рим вступил в столетнюю борьбу с Карфагеном за господство над западным Средиземноморьем. Первая война длилась в течение жизни целого поколения, и в итоге Карфаген уступил Риму Сардинию, Корсику и карфагенские земли в Сицилии. Во время Второй Пунической войны Сиракузы совершили ошибку, встав на сторону Карфагена, вслед за чем Марцелл измором вынудил их капитулировать. Победители разграбили город с такой основательностью, что он так никогда и не оправился. Марцелл «перевез в Рим, — сообщает Ливий, — убранство Сиракуз: статуи и картины, которые имелись там в изобилии… Даже если бы был взят Карфаген, добыча вряд ли оказалась бы богаче» [2448]. К 210 году Рим овладел всей Сицилией. Остров был превращен в житницу Италии, почти полностью обслуживавшуюся отчаявшимися рабами, и обречен на экономическое прозябание. Ремесла не поощрялись, торговля была ограничена, богатство стекалось в Рим, свободное население вымирало. На тысячу лет Сицилия исчезла из истории цивилизации.
Читать дальше