Коммерция замирала в старых городах, но процветала в новых. Греческие порты Азии и Египта росли в ущерб Пирею, а на самом материке вздымающиеся потоки эллинистической Торговли были перехвачены Халкидой и Коринфом. Через эти стратегически расположенные и хорошо оборудованные центры, как и через Антиохию, Селевкию, Родос, Александрию и Сиракузы, пролегали маршруты предприимчивых купцов, распространявших космополитическое и скептическое мировоззрение. Умножилось число банкиров, которые ссужали деньгами не только торговцев и собственников, но также города и правительства [2111]. Некоторые города, подобно Делосу и Византию, имели общественные или национальные банки, которые хранили государственные средства и управлялись государственными чиновниками [2112]. В 324 году Антимен Родосский организовал первую известную страховую компанию, которая за премию в восемь процентов гарантировала хозяев от потерь в случае бегства рабов [2113]. Высвобождение персидских накоплений и ускорившееся обращение капитала понизили процентную ставку до десяти процентов в третьем веке и до семи процентов во втором. Широкое распространение получила стихийная спекуляция. Иные махинаторы пытались взвинтить цены, сокращая производство; некоторые ратовали за ограничение сельскохозяйственного производства ради поддержания покупательной способности крестьянской общины [2114]. В общем, цены выросли, причиной чему были все те же сокровища Ахеменидов, которые Александр ввел в мировой денежный оборот; но в то же время и отчасти по той же причине торговля и производство получили новый толчок, и цены постепенно вернулись в нормальное русло. Богатство богатых достигло беспрецедентного в греческой истории уровня. Дома стали дворцами, утварь и экипажи — более пышными, слуги — более многочисленными; обеды превратились в оргии, а жены — в витрины преуспеяния мужей [2115].
Заработная плата отставала от роста цен и стремительно следовала за их падением. На нее можно было существовать только в одиночку, следствием чего явились безбрачие, нищета, депопуляция; экономическая дистанция между свободным тружеником и рабом постоянно сокращалась. Заработки были нерегулярными, и тысячи людей покидали материковые города, чтобы служить в наемных армиях или скрывать свою бедность в деревенской глуши [2116]. Афинское правительство облегчало участь обездоленных раздачами зерна; имущие развлекали их бесплатными билетами на торжества и игры. Богачи скупились на заработки, но были щедры на благотворительность; зачастую они предоставляли своим городам беспроцентные кредиты, спасали их от банкротства крупными дарами, проводили общественные работы за собственные средства, жертвовали на храмы или университеты и прилично оплачивали статуи и поэмы, увековечивавшие их внешность или щедроты. Беднота организовывала союзы взаимопомощи, но ничего не могла поделать с властью и ловкостью богатых, консерватизмом крестьян и расторопностью, с какой враждебные в остальном правительства и союзы предоставляли друг другу военную помощь для подавления бунтов [2117]. Свобода неравных возможностей — возможности накапливать богатство и возможности умереть с голоду — снова, как и в дни Солона, привела к крайней концентрации богатства. Бедняки все охотнее прислушивались к социалистическим евангелиям; выразители их интересов призывали к кассации долгов, перераспределению земли и конфискации крупных состояний; самые дерзкие призывали порой к освобождению рабов [2118].
Упадок религиозной веры способствовал компенсирующему росту утопий: стоик Зенон нарисовал идеальный коммунизм в своем «Государстве» (около 300 года), а его последователь Ямбул (около 250 года) вдохновлял греческих повстанцев романом, в котором описывал Остров Блаженных в Индийском океане (возможно, Цейлон); там, рассказывал он, все люди равны не только правами, но и способностями и умом; все одинаково трудятся и имеют равную долю в плодах своего труда; все принимают по очереди одинаковое участие в управлении государством; там нет ни богатства, ни бедности, ни классовой войны; природа сама собою приносит щедрые плоды, и люди живут в гармонии и всеобщей любви [2119].
Отдельные правительства национализировали некоторые отрасли промышленности: Приена взяла под свой контроль солеварни, Родос и Книд — гончарные мастерские, но правительства платили так же мало, как и частные работодатели, и извлекали всю возможную прибыль из труда государственных рабов. Пропасть между богатством и бедностью расширялась [2120]; классовая война принимала более ожесточенный характер. Каждый город — молодой или старый — был объят взаимной ненавистью классов, мятежами, убийствами, репрессиями, изгнаниями, попранием прав собственности и личности. Одержав победу, одна партия изгоняла другую и конфисковывала ее добро; вернувшиеся к власти изгнанники отвечали гонителям тем же и избивали своих врагов; вообразите себе стабильность экономической системы, подверженной подобным встряскам и беспорядкам. Иные древнегреческие города были доведены классовой враждой до такого оскудения, что из них бежали жители, гибла промышленность, на улицах росла трава и пасся скот [2121]. Живший около 150 г. до н. э. Полибий описывает отдельные непреходящие стадии этой войны с точки зрения богатого консерватора:
Читать дальше