Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Самая известная из его теорий оказалась блестящей ошибкой. Он предположил, что вселенная состоит из двадцати семи прозрачных и потому невидимых сфер, вращающихся в противоположных направлениях и на разной скорости вокруг центра Земли, и что небесные тела прикреплены к периферии, или оболочке, этих концентрических сфер. Сегодня его система кажется фантастической, но это была одна из первых попыток дать научное объяснение небесных явлений. В согласии с ней Евдокс довольно точно вычислил (если мы вправе принимать за черновой критерий наше современное «знание» этих вопросов) синодический и сидерический периоды планет [1817]. Для стимулирования астрономических исследований эта теория сделала больше, чем любая другая теория античности.

Около 390 года Экфант Сиракузский писал: «Земля движется вокруг собственного центра в восточном направлении» [1818]. Один из великих эрудитов античности Геракл ид Понтийский — автор громких работ по грамматике, музыке, поэзии, риторике, истории, геометрии, логике и этике — подхватил мысль Экфанта или развил ее самостоятельно, доказывая, что Вселенной вовсе не обязательно вращаться вокруг Земли, а наблюдаемые явления вполне объясняются ежедневным вращением Земли вокруг своей оси [1819]. Венера и Меркурий, утверждал Гераклид, вращаются вокруг Солнца. Возможно, в один прекрасный день Гераклид предвосхитил Аристарха и Коперника, потому что во фрагментах Гемина (около 70 г. до н. э.) мы читаем: «Гераклид Понтийский утверждал, что даже при допущении движения Земли по некоторому пути и некоторой неподвижности Солнца можно спасти видимую нерегулярность в отношении Солнца» [1820]. Мы, вероятно, так никогда и не узнаем, что же имел в виду Гераклид.

Между тем науки мало-помалу прогрессировали. В географии Дикеарх Мессанский — биограф Греции — измерил высоту гор, определил длину земной окружности (около сорока восьми тысяч километров) и отметил влияние Солнца на приливы. В 325 году один из полководцев Александра Неарх проплыл от устья Инда вдоль южного побережья Азии и достиг Евфрата; его вахтенный журнал, частично сохранившийся в Indica Арриана [1821], стал классикой античной географии! Геодезия — измерение земных поверхностей, возвышений, углублений, положений и объемов — уже отделилась от геометрии и получила свое имя ( geodaisia ) [1822]. В начале столетия Филистион из Локров Италийских занимался вскрытием животных и назвал сердце главным регулятором жизни, местопребыванием пневмы, или души. Около 370 года Диокл из евбейского Кариста препарировал матку животных, дал описание человеческих эмбрионов в возрасте от двадцати семи до сорока дней, продвинул анатомию, эмбриологию, гинекологию и акушерство и положил конец излюбленному заблуждению греков, объявив, что в образовании эмбриона участвует «семя» обоих полов [1823]. В Афинах четвертого века новая Аспасия прославилась лечением женских болезней, хирургическими операциями и работой в других отраслях медицины [1824]. А чтобы медицинская наука не сокращала смертность слишком быстро, когда средства к существованию увеличиваются гораздо медленнее, около 360 года (весьма своевременно для Филиппа и Александра) аркадянин Эней Тактик обнародовал первое в Греции классическое произведение об искусстве войны.

Не добившийся больших успехов в науке четвертый век стал временем расцвета философии. Ранние мыслители выдвигали туманные космологии; софисты подвергали сомнению все, кроме риторики; Сократ поднял тысячи вопросов и не дал ни одного ответа; теперь все семена, посеянные за два столетия, проросли великими системами метафизического, этического и политического умозрения. В Афинах, слишком бедных, чтобы содержать государственную медицину, тем не менее открылись частные университеты, превратившие город, по слову Исократа, в «школу Эллады», интеллектуальную столицу и арбитра Греции. Ослабив древнюю религию, философы в природе и разуме силились отыскать ей некоторую замену, способную поддержать нравственность и стать руководством к жизни.

Поначалу они исследовали пути, проложенные Сократом. В то время как софисты вернулись по большей части к преподаванию риторики и исчезли как класс, ученики Сократа стали центрами противоборствующих философских циклонов. Евклид Мегарский, часто бывавший в Афинах, чтобы послушать Сократа, всколыхнул родной город, как выразился Тимон Афинский [1825], «неистовством словопрений» и преобразовал диалектику Зенона и Сократа в эристику, или искусство спора, которое ставило под вопрос любые выводы и привело в следующем веке к скептицизму Пиррона и Карнеада. По смерти Евклида его блестящий ученик Стильпон все больше и больше переводил мегарскую школу на киническую точку зрения: так как любая философия может быть опровергнута, мудрость состоит не — в спекулятивной метафизике, но в такой простой жизни, благодаря которой индивидуум не будет более зависеть от внешних обстоятельств для своего благополучия. Когда после разграбления Мегар Деметрий Полиоркет спросил у Стильпона, сколько тот потерял, мудрец ответил, что никогда не обладал ничем, кроме знания, а знания у него никто не отнял [1826]. Впоследствии одним из его учеников был основоположник стоической философии, и поэтому можно сказать, что начало мегарской школе положил один Зенон, а конец — другой.