Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Демосфен дважды обвинял Эсхина в получении македонского золота, и дважды тот выходил сухим из воды. Однако в конце концов воинственное красноречие Демосфена и приближение Филиппа убедили-таки афинян забыть на время о раздаче зрительских денег, чтобы использовать их для войны. В 338 году была спешно собрана армия, выступившая на север, чтобы сразиться с фалангами Филиппа у беотийской Херонеи. Спарта помочь отказалась, но Фивы, чувствовавшие пальцы Филиппа на своем горле, направили свой Священный отряд биться бок о бок с афинянами. Все триста бойцов отряда остались на поле боя. Афиняне дрались почти столь же отважно, но они слишком долго ждали и не были подготовлены к столкновению с модернизированной македонской армией. Они дрогнули и бежали перед лесом надвигающихся копий, и Демосфен бежал вместе с ними. Восемнадцатилетний сын Филиппа Александр проявил бесшабашную отвагу, предводительствуя македонской конницей, и стяжал в тот злополучный день боевую славу.

Победитель Филипп был великодушен, как истинный дипломат. Он казнил в Фивах нескольких вожаков антимакедонской партии и организовал олигархическое правительство из своих фиванских сторонников. Но он освободил две тысячи взятых им афинских пленников и отправил обаятельного Александра и рассудительного Антипатра предложить мир на том условии, что Афины признают его военачальником всех греков против общего врага. Афины, ожидавшие куда более жестких требований, не только выразили согласие, но и провели постановления, в которых расточали комплименты новому Агамемнону. Филипп созвал в Коринфе синедрион , или конгресс, греческих государств, образовал из них федерацию наподобие Беотийского союза (в нее не вошла Спарта) и обрисовал свои планы, касавшиеся освобождения Азии. Он был единогласно избран предводителем этого похода; все государства обещали Филиппу поддержку бойцами и оружием и заверили его в том, что ни один грек никогда не выступит против него. Эти жертвы были ничтожной платой за то, чтобы удержать его на расстоянии.

Битва при Херонее имела неисчислимые последствия. Единство, прийти к которому Греция не смогла, было наконец достигнуто, но лишь силой наполовину чужеземного оружия. Пелопоннесская война выявила неспособность Афин объединить Элладу; последующие годы доказали бессилие Спарты, а фиванская гегемония тоже, в свой черед, потерпела крах; война армий и классов обескровила полисы и сделала их неспособными защищаться. В таких обстоятельствах им еще посчастливилось обрести столь благоразумного завоевателя, который предлагал удалиться со сцены своей победы и сохранить за побежденными значительную долю свободы. И действительно, Филипп, а после него Александр бдительно охраняли автономию государств — членов федерации, дабы ни одно из них, поглотив другие, не усилилось настолько, чтобы вытеснить Македонию. Одну великую свободу — право на революцию — Филипп все же отнял. Он был искренним консерватором, который считал незыблемость собственности непременным стимулом предпринимательства и необходимой опорой правительства. Он убедил коринфский синод внести в федеративный договор статьи, гарантирующие от любого изменения государственного строя, любой социальной трансформации, любых политических репрессалий. Во всех государствах он использовал свое влияние для поддержания права собственности и покончил с конфискационным налогообложением.

Его планы были хороши всем, вот только в них не нашлось места Олимпиаде; его участь предопределили не победы на поле брани, но неудачное супружество. Олимпиада пугала его не только своим темпераментом, но и участием в самых диких дионисийских оргиях. Однажды Ночью он нашел рядом с ней в постели змею, и его ничуть не утешили ее уверения, что перед ним не змея, а бог. Хуже того, Олимпиада сообщила ему, что не он настоящий отец Александра, что в ночь свадьбы ее поразила и объяла пламенем молния; истинный родитель порывистого царевича — великий бог Зевс-Аммон. Обескураженный таким обилием конкурентов, Филипп обратил свою любовь на других женщин, а Олимпиада принялась мстить мужу, для начала поведав Александру тайну его божественного происхождения [1751]. Один из полководцев Филиппа, Аттал, усугубил дело, подняв тост за будущего ребенка Филиппа от второй жены, обещавшего стать «законным» (т. е. чисто македонским) наследником престола. Александр швырнул в Аттала кубком и вскричал: «А я что, по-твоему, ублюдок?» Филипп обнажил меч против сына, но был настолько пьян, что не устоял на ногах. Александр рассмеялся. «Вот, — сказал он, — человек, собирающийся переправиться из Европы в Азию и не способный удержаться на ногах, перешагивая с ложа на ложе». Несколько месяцев спустя один из офицеров Филиппа — Павсаний, искавший у царя сатисфакции за оскорбление, нанесенное ему Атталом, и так ее и не получивший, убил Филиппа (336). Александр, которого боготворила армия и поддерживала Олимпиада [1752], захватил престол, подавил всякое сопротивление и готовился к завоеванию мира.