Уильям Дюрант - Жизнь Греции. История цивилизации

Чтобы покрыть военные расходы, он продал в рабство тысячи пленников (многие из них были афинянами) и утратил расположение эллинов. Ему повезло, что в эти годы греческие государства изматывали друг друга во второй Священной войне (356–346), причиной которой послужило разграбление жителями Фокиды дельфийской сокровищницы. Спартанцы и афиняне сражались на стороне фокидян, Союз амфиктионов — Беотия, Локрида, Дорида, Фессалия — сражался против них. Терпевшие поражение амфикгионы искали помощи у Филиппа. Он ухватился за эту возможность, стремительно прошел через открытые проходы, разбил фокидян (346), был принят в Дельфийскую Амфикгионию, провозглашен защитником святилища и принял приглашение председательствовать над всеми греками во время Пифийских игр. Он обратил свой взор на расколотые государства Пелопоннеса и понял, что все они, кроме ослабленной Спарты, могут признать его главой Греческой Конфедерации, которая будет в силах освободить всех греков на востоке и на западе. Но Афины, которые прислушались наконец к Демосфену, видели в Филиппе не освободителя, но захватчика и решили сражаться за гордую независимость города-государства, за спасение свободной демократии, сделавшей их светочем мира.

Ватиканская статуя прославленного оратора — один из шедевров эллинистического реализма. Лицо измучено заботами — как будто каждый успех Филиппа проводил новую борозду на его челе. Сухая, усталая фигура; взгляд человека, собирающегося в последний раз выступить в защиту дела, которое он считает проигранным; встревоженные глаза провидят горький конец.

Отец его владел мастерской, выпускавшей мечи и ложа; он завещал сыну дело, стоившее около четырнадцати талантов (84 000 долларов). Имуществом мальчика заведовали трое душеприказчиков, оказавшиеся такими мотами, что когда Демосфену исполнилось двадцать лет (363), ему пришлось подать на своих опекунов в суд, чтобы вернуть себе остатки наследства. Большую часть средств он израсходовал на снаряжение триеры для афинского военного флота, а затем взялся зарабатывать себе на хлеб составлением судебных речей. Писал он лучше, чем говорил, так как был слаб телом и имел невнятное произношение. По словам Плутарха, иногда он готовил речи для обеих тяжущихся сторон. Между тем, чтобы избавиться от своих недостатков, он обращался к морю, наполнив рот галькой, или декламировал, взбегая на холм. Он много работал, и единственным его развлечением были гетеры и мальчики. «Что делать с Демосфеном? — сокрушался его секретарь. — Все, что он обдумывал целый год, идет прахом после одной ночи с женщиной» [1745]. Годы усилий сделали его одним из богатейших афинских адвокатов — искушенным в юридических тонкостях, убедительным, изворотливым оратором. Он защищал банкира Формиона от точно таких же обвинений, какие выдвигал против своих опекунов, принимал внушительные гонорары от частных лиц за проведение или отклонение законопроектов и так и не смог парировать обвинение своего коллеги Гиперида в получении денег от Великого царя для разжигания войны против Филиппа [1746]. На вершине карьеры его состояние в десять раз превосходило сумму, завещанную ему отцом.

Тем не менее Демосфен был достаточно порядочен для того, чтобы пострадать и умереть за взгляды, за защиту которых ему заплатили. Он осуждал зависимость Афин от наемных отрядов и настаивал на том, что граждане, получающие деньги из феорического фонда, должны отрабатывать их, служа в войске; он даже набрался храбрости потребовать, чтобы средства из этого фонда шли не на плату гражданам за посещение религиозных церемоний и представлений, но на создание войска, способного улучшить обороноспособность государства [1747]. Он говорил афинянам, что они выродились и измельчали, растеряв воинские доблести своих предков. Он отказывался признать, что раздоры и войны лишили существование полиса всякого смысла, что единство Греции — веление времени; такое единство, предостерегал он, не более чем фраза, прикрывающая подчинение Греции власти одного человека. Он распознал амбиции Филиппа с первого же их проявления и умолял афинян сражаться за сохранение своих союзников и колоний на севере.

Демосфену, Гипериду и партии войны противостояли Эсхин, Фокион и партия мира. Похоже, что обе стороны получали взятки (одна — от Персии, другая — от Филиппа [1748]) и обе искренне верили собственной агитации. Все были согласны в том, что Фокион — честнейший политик своего времени; то был стоик до Зенона, философский продукт платоновской Академии, оратор, настолько презиравший народное собрание, что, удостоившись в нем аплодисментов, он спросил у друга: «Неужели, сам того не заметив, я сказал что-то неподобающее?» [1749]Он избирался стратегом сорок пять раз, далеко превзойдя рекорд Перикла; он был отличным полководцем, участвовал во многих войнах, но большую часть своей жизни ратовал за мир. Его товарищ Эсхин не был стоиком; он выбрался из нужды и имел приличный доход. В молодости он был учителем и актером, что помогло ему стать ловким оратором; говорят, то был первый гоеческий оратор, с успехом произносивший импровизированные речи [1750], тогда как его соперники писали свои речи заранее. Побывав под началом Фокиона в нескольких стычках, Эсхин усвоил фокионовскую политику, искавшую компромисса, а не войны с Филиппом, а после того, как Филипп заплатил ему за усилия, его приверженность миру превратилась в поучительную страсть.