Константин Аверьянов - Загадка завещания Ивана Калиты

Древняя российская вивлиофика… Ч. VI. С. 449.

Описание документов и бумаг, хранящихся в Московском архиве Министерства юстиции. Кн. I. СПб., 1869. С. 38–44, 258 (Описание книг писцовых, переписных, дозорных, перечневых, платежных и межевых); Кн. II. СПб., 1872. С. 6 (Дополнительная опись книг писцовых, переписных, дозорных, перечневых, платежных и межевых). См. также: Готье Ю.В. Указ. соч. С. 46.

В качестве аналогичного примера приведем тот факт, что по духовным и договорным грамотам Москва также делилась на «трети» между наследниками Калиты. Несмотря на то что с начала XVI в. все московские «трети» сосредотачиваются в руках великого князя, следы прежнего порядка сохраняются вплоть до 20-х гг. XVII в., когда Московский уезд также описывался тремя самостоятельными группами писцов.

Одной из самых неразработанных проблем отечественной медиевистики является вопрос о так называемых «слугах вольных». Это выражение употребляется междукняжескими докончаниями XIV в. в трафаретной статье соглашений о том, что «бояром и слугам волным воля» (ДДГ № 2. С. 12, 13; № 5. С. 20; № 9. С. 27). Несмотря на то что для бояр и «слуг вольных» декларируются в принципе одни и те же права, юридическая практика этого времени четко разграничивает термины «боярин» и. «слуга вольный». Это свидетельствует о том, что перед нами два хотя и близких, но все же разных по статусу понятия. Позднейшие источники позволяют нам все же уловить разницу между этими двумя терминами. К.Н. Бестужев-Рюмин в своем очерке о Борисе Годунове указал, что последний после отражения хана в 1591 г. получил звание слуги, о котором в посольском наказе в Польшу говорилось, что «то имя чеснее всех бояр», а также отметил, что патриарх Иов называл его правителем (Русский биографический словарь. Т. 3 (Бетанкур — Бякстер). СПб., 1908. С. 239 [репринт: М., 1995]). Эти два свидетельства конца XVI в. позволяют предположить, что в более раннее время термин «слуга» был несколько выше понятия «боярин» и мог применяться к тем лицам, которые, как и бояре, служили великим московским князьям, но, в отличие от представителей старомосковского боярства, все еще продолжали сохранять остатки суверенных пряв в своих прежних уделах. Речь, таким образом, судя по всему, идет об измельчавших потомках Рюрика, которые были вынуждены перебираться на службу к своим более удачливым сородичам, при этом зачастую утрачивая титул. Позднее термин «слуга вольный» заменяется понятием «служилый князь» (поскольку с XV в. при переходе на московскую службу титул сохранялся) и лишь в конце XVI в. на короткий срок возрождается специально для царского шурина Годунова, не имевшего княжеского титула, чтобы подчеркнуть исключительность его положения. Предположив, что упомянутые «летописным списком вернейших бояр» лица являлись именно «слугами вольными», легко объяснить отсутствие их свидетельств на завещании 1389 г. Дмитрия Донского.

О Никите Ивановиче Воронцове см.: Веселовский С.Б. Указ. соч. С. 266 и др.

ПСРЛ. Т. XI. С. 170. Первая Новгородская и Никоновская летописи Андрея именуют Албердовым (ПСРЛ. Т. XI. С. 168; Т. III. Первая Новгородская летопись старшего и младшего изводов. М., 2000. С. 389). Очевидно, это прозвище. Но откуда оно взято, остается неясным. В литературе также не было высказано никаких точек зрения относительно его происхождения.

Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV — начала XVI в. Т. I. М., 1952. № 100, 103.

Владимирский соборный храм был местом родового захоронения потомков великого князя Всеволода Большое Гнездо. Здесь среди прочих князей были погребены великий князь Ярослав Всеволодович и его сын Константин Ярославич, ставший родоначальником галичских князей. Вполне допустимо, что и его далекий потомок князь Федор Семенович также был захоронен в родовой усыпальнице. Правда, до настоящего времени его могила не сохранилась. Объясняется это тем, что с течением времени внутренность храма наполнилась захоронениями настолько, «что гробницы находились и в стенах, в особых комарах (нишах), и возле стен, подле гробниц, находящихся в комарах, и даже в некоторых местах одна гробница стояла на другой. В таком положении гробницы стояли до той поры (уже много позднейшей), когда, из желания сделать более простора в соборе, некоторые гробницы опустили под пол храма, а некоторые и совсем упразднили, переложив находившиеся в них останки в сохраненные гробницы; затем, еще позднее, и оставленные гробницы в комарах заложены были кирпичом. Только в придельных алтарях оставались видны некоторые гробницы» (Порфирий, архимандрит. Древние гробницы во Владимирском кафедральном Успенском соборе и Успенском Княгинином девическом монастыре и погребенные в них князья, княгини и святители. 2-е изд. Владимир, 1903. С. 3–4).