Первая страница письма капитана 2 ранга Бутакова вице-адмиралу Осман-паше от 20 июня 1854 г.
Письмо написано кириллицей на турецком языке.
(РГА ВМФ. Ф. 4. Оп. 1. Д. 18. Л. 34.)
Большая часть писем носило семейно-бытовой характер. Например, раненый вице-адмирал Осман-паша [61] вскоре после пленения сообщал сыну, что находится в Севастополе, «немного не здоров», но доктора за ним имеют хороший присмотр. В этом же письме адмирал просил выслать ему, по возможности, две фески, а на случай своей смерти назначал сына «полным хозяином, но с обязанностью иметь присмотр за матерью» [164].
• Находясь в пунктах интернирования, генералы нередко сталкивались с проблемой языкового барьера, решение которой Петербург в XIX в. фактически полностью переложил на губернаторов. Впрочем, последним, как правило, удавалось (пусть даже и не сразу) находить переводчиков среди работающих во вверенном им регионе османских предпринимателей, представителей российского исламского духовенства или русских военнослужащих из числа татар, проходящих службу в гарнизонных частях [165].
• Еще одной проблемой для высокопоставленного пленника могла стать ограниченность его вербальных контактов с соотечественниками. Это особенно актуализировалось в тех случаях, когда русские руководствовались упомянутым выше принципом: «один город — один паша» и тем самым фактически обрекали генерала на общение лишь с его собственным солдатом-денщиком. А поскольку каждодневные диалоги с последним удовлетворяли, конечно же, далеко не всех, многие паши стремились обзавестись компаньонами, близкими им по статусу. Российские власти этому, как правило, не препятствовали. Так, в Новгороде Хывзы-паша [83] проживал в одном домике со своим начальником штаба полковником Изет-беем; интернированному в Калугу Рахман-паше [66] было позволено взять к себе одного из старших офицеров, плененных вместе с ним в Карсе, а при вице-адмирале Осман-паше [61] всегда находились два командира кораблей из состава его уничтоженной в Синопе эскадры: капитан 2 ранга Али Тахир-бей (фрегат «Фазли-Аллах») и капитан-лейтенант Гасан-бей (корвет «Неджми-Фешан»).
Несколько иначе поступил бригадный генерал Мустафа-паша [68]. Когда ему наскучила одинокая жизнь в Твери, он обратился к Александру II и получил высочайшее разрешение выехать в Москву «для свидания» с Керим-пашой [65] и остаться в этом городе до момента своей репатриации [166].
• В заключение не можем не обратить внимания на то, что российские власти старались без особой необходимости «не вмешиваться» в дела пашей или, по крайней мере, минимизировать свое вмешательство. Например, в начале 1812 г. вдова чиновника из свиты Серур Мегмет-паши [35] подала Калужскому губернатору жалобу, в которой обвинила пашу в присвоении ее имущества и принуждению к сожительству с неким Мегмедом Уршидом, который «обходится с ней столь тирански, что неоднократно подвергал жизнь ее опасности». Женщина просила разрешения вернуться на родину «с поданием помощи в проезде, поелику все оставшееся после мужа имение находится у паши Серур Мегмета». Последний, в свою очередь, все отрицал, настаивая на том, что вдова «с помянутым Уршидом по согласию ее венчана <���…>, и что он, паша, никакого имения к себе не брал».
Характерно, что ни Калужский губернатор, ни даже Министр полиции решения по жалобе принять не отважились и переслали ее «на благорассмотрение» Комитета Министров. Однако высший правительственный орган Российской империи тоже не стал утруждать себя ни разбирательством, ни «поданием помощи в проезде», а лишь ограничился постановлением о том, что заявительница может «возвратиться в отечество свое, когда она к отправлению своему случай и способы найдет» [167].
Глава пятая
Аудиенции в императорской резиденции. «Светская жизнь» и повседневный быт. Перемещения в пределах России с лечебно-оздоровительными и культурно-познавательными целями
Основные сведения о пленных османских военачальниках, удостоенных аудиенции в императорской резиденции , представлены нами в Таблице 18. Как видно из последней, за годы русско-турецкого вооруженного противостояния:
— при высочайшем дворе был принят примерно каждый десятый высокопоставленный пленник (а в период до конца 1829 г. — каждый шестой);
Читать дальше