Виталий Познахирев - Турецкие генералы и адмиралы в русском плену (XVIII - XX вв.)

По внутренним водным путям России частично эвакуировался только Яхья-паша [1]. Возможно, названное событие и не заслуживало бы отдельного внимания, но соответствующие повеления императрицы Анны Иоанновны Новгородскому губернатору (от 22 сентября и 5 октября 1737 г.) выглядят настолько примечательными, что мы решаемся привести их здесь лишь с незначительными сокращениями: «По нашему указу велено взятого в Очакове в плен турецкого сераскира Яхью-пашу, с некоторыми знатными турками, которые обретаются ныне в Малой России, отправить сюда и, как чаятельно, уже оный ныне в пути обретается, которого и прочих с ним турков потребно от Новгорода до Санкт-Петербурга сопроводить водою. Того ради надлежит вам по получении сего немедленно приискать и купить судна три или более, а буде готовых не найдется, то вновь сделать хорошие и к водяному ходу надежные и крепкие и во оных заставить сделать из досок каюты или чуланы <���…> с полками или широкими лавками крытые и другие потребные покои, а особливо одно судно для самого сераскира, убрав пристойные места какими сукнами и все те суда без всякого отлагательства совсем к ходу предуготовить, дабы помянутому сераскиру и прочим с ним туркам по прибытию в Новгород за тем ни малой остановки не приключилось и могли во оных все от Новгорода рекою Волхов до Ладоги и оттуда каналом и в Неву до Санкт-Петербурга безопасно и надлежащею выгодою ехать. А деньги на покупку и на дело и на убор тех судов употребить вам из имеющейся в Новгороде наличной казны. <���…> А в греблю на те все суда употребить от Новгорода до Санкт-Петербурга новгородских ямщиков за заплату прогонных денег, а буде ямщиков не достанет или им то будет во отягощение, то в прибавку к ним в гребцы нанять извозных людей, токмо при том на каждое судно выбрать и определить ямщиков добрых и искусных, которые весь тот водяной путь и как судами править совершенно знали. А ради квартиры оному сераскиру со всеми людьми в Новгороде приготовить вам заранее добрые и выгодные квартиры. И когда он в Новгород приедет и сколько при нем турков будет и которого числа оттуда водою отпустится, о том вам сюда репортовать. И понеже при реке Волхове ладожские пороги при упалой воде бывают не бесстрашны и могет быть сераскир ехать чрез оные в судне иногда опасение возымеет, того ради вам в запас прежде отъезду его сераскира из Новгорода послать к помянутым порогам нарочного с указом чтоб оной собрал тамо немедленно выше тех порогов с околичных жителей подвод уездных потребное число, на которых бы сераскир пороги сухим путем объехать мог» [108].

Сразу же скажем, что все изложенное в приведенных выше указах было реализовано. Без употребления остались лишь уездные подводы, собранные выше порогов «с околичных жителей», ибо никаких «опасений» турецкий военачальник не «возымел» и 30 октября 1737 г., вместе с сопровождающими его лицами, благополучно достиг Ладожского озера. Однако в связи с ранним ледоставом, канал уже был покрыт льдом и оставшийся путь Яхья-паше пришлось проделать гужевым транспортом [109].

• Порядок и сроки эвакуации раненого военачальники определялись состоянием его здоровья, обстановкой на ТВД и иными факторами. К примеру, вице-адмирал Осман-паша [61] находился на излечении в Севастополе с ноября 1853 г. по март 1854 г. Затем он еще около трех месяцев провел в Одессе и только после этого был направлен в пункт интернирования (г. Москва) в обычном конном экипаже. В свою очередь, маршала Осман-пашу [90] эвакуировали практически сразу же. Причем путь от Бухареста до Кишинева паша проделал в отдельном вагоне санитарного поезда, обслуживаемого Крымской общиной сестер милосердия под высочайшим покровительством императрицы Марии Александровны. За маршалом ухаживали персональная сестра, «поездной врач» и даже сама настоятельница общины — М. С. Сабинина. «Вагон был устроен в турецком вкусе, обвешан коврами, и посредине его был поставлен низкий турецкий диван, так называемая “тахта”, — свидетельствует баронесса М. П. Фредерикс. — Мы нашли Осман-пашу уже на тахте, окруженным подушками с протянутой раненой ногой и курящим кальян. Над его изголовьем, на стенке вагона, была привешена его сабля <���…>. Осман-паша был очень доволен своим помещением, устройством вагона, вообще всей обстановкой, окружавшей его, и в прочувствованных словах благодарил настоятельницу. <���…>. Мы у него пробыли несколько времени, простились и оставались на платформе до отправления поезда» [110].