Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Может быть, этой придворной борьбой и объясняется долгая задержка в прибытии или просто в регистрации посланий в Москву от Пушкина, Горихвостова и Неверова из Стокгольма. Однако 17 августа они вдруг попадают к Филарету Никитичу, и мы находим тут же беглую запись, что надлежит ответить послам, сделанную, видимо, дьяком на приеме у Филарета Никитича [741]. Примерно с этого времени прослеживается еще один рывок Филарета Никитича к властному и активному руководству политикой, последний, длящийся несколько более месяца. Ему положило конец возвращение «Великого посольства» в Москву с пустыми руками.

В ответ на отписки послам была отправлена инструкция, датированная 14 сентября, — за две недели до смерти Филарета Никитича. Практически она была бесполезна, так как послы находились уже на обратном пути: б сентября они выехали из Ругодива (Нарвы). Смысл инструкции в том, что в крайнем случае послы могут уступить в требовании крестного целования и вообще свести дело к двум пунктам: подтверждению Столбовского мира просто подписями шведских вельмож и их письменному обязательству о союзе против Польши и незаключении сепаратного мира. В случае же отказа в этих двух пунктах послы должны сообщить в Москву и ждать в шведской столице новых указаний. Но далее рукой Филарета Никитича вписана директива на случай удовлетворения шведской стороной первого пункта и отказа во втором. Из немногих дошедших до нас письменных текстов Филарета Никитича это один из самых пространных. «И если, — пишет он, — думные люди прежнее вечное докончанье подкрепят своими руками и печатями, хотя и без целованья, да и то бы именно написать же в этом их подкреплении за руками и за печатями — зачем ныне не хотят того написать, что на короля Владислава и на его братьев и на поляков и на Литву стоять по-прежнему докончанью за одно, — чтобы нам про то было ведомо и надежно. Если же напишут в своем подкрепленьи за руками и за печатями то обое [оба пункта], что выше сего писано, и вам ехать с тем к нам к Москве, а если того и другого, что писано выше сего, за руками и за печатями не подкрепят, и вам в том к нам отписать… и дожидаться нашего указу в Стокгольме». Как видим, требования сведены к минимуму, но Филарет еще полон обманчивой надежды, что шведы поймут необходимость их принять. Этот текст написан ранее субботы 14 сентября, ибо далее следует приписка его же рукой, адресованная дьяку или кн. Черкасскому: «Да еще хочу с тобою поговорить в субботу на Воздвижен день о том, в субботу перед обеднею» [742]. Уже через два дня, 16 сентября, в Москву прискакал один из участников посольства, Г. И. Горихвостов, с кратким донесением об итогах посольства. На донесении помета: «государь и святейший государь-патриарх слушали».

Что же произошло в Стокгольме?

Переговоры начались 8 июня. 22 июня датировано составленное шведской стороной резюме русских предложений и документов, а также первого обмена мнениями. Главным уполномоченным шведского Государственного совета выступал с самого начала Пер Банер, сотоварищи же его в дальнейшем сменялись. Русские послы сразу же выдвинули уже известные нам два главных пункта: подтверждение Столбовского договора посредством крестоцелования послов в Стокгольме и в Москве и заключение нового союза против польско-литовского короля, который титулует себя государем московским и шведским и уже по одному этому является общим врагом; этот новый союз должен выразиться прежде всего в обязательстве и Швеции и России не заключать сепаратно мира с Польско-Литовским государством на каких бы то ни было условиях. Шведская делегация ответила согласием по первому пункту и даже готовностью немедленно отправить посольство в Москву с тем, чтобы крестоцелование произошло одновременно там и тут. Но по второму пункту запросила разъяснений. За подписью дьяка М. В. Неверова последовал ответ. Стоять совместно против Владислава и его братьев, против всего Польско-Литовского государства это значит, что Швеция не будет иметь с ним сношений и переговоров, не оповестив заранее царя, а царь не будет заключать с ним мира, не предупредив шведский Государственный совет. Иными словами, только согласованные мирные переговоры с Польско-Литовским государством могут быть полезны обеим державам. Но это подразумевает и согласованные военные действия. А пока Швеция не начнет военных действий, царь остается вправе или продолжать войну, или заключить мир с Польско-Литовским государством. В тексте статейного списка Пушкина и Горихвостова это впоследствии изложено так: «… а покаместь со шведской стороны на польского короля и на его братьев и на поляков и на Литву полномочной [в полную силу] войны не будет — и ц. в. волен с своей стороны войну весть или помириться с поляками, не обослався с королевством шведским» [743]. Здесь звучит угроза заключения мира! Впрочем, заявляет русское посольство, в этот мирный договор может быть включена и Швеция. Остальное содержание ответа посвящено детальному обсуждению возможной процедуры взаимного крестоцелования и даже ее будущего повторения после совершеннолетия Христины. Вырисовывается необходимость дожидаться прибытия в Швецию останков Густава-Адольфа, запаянных в оловянном гробу, и присутствия при погребении [744]. Действительно, пребывание «Великого посольства» в Швеции затянулось, и в дальнейшем с 11 августа переговоры были перенесены в порт Нючёпинг, куда прибыл траурный корабль и перебралось все шведское правительство.