Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Крупные волнения крестьян происходили в 1627 г. Известно о волнении в Конопиштском панстве, в поместье графа Михны. Оттуда волнения перебросились в его владения в Чаславской и Коуржимской областях. Крестьяне, которых здесь собралось около 8 тыс. человек, захватили небольшой город, несколько монастырей и замков, в том числе замок самого Михны, который едва спасся бегством; головы господских управляющих крестьяне носили перед собой на кольях. Во время этих волнений священник Матоуш Улицкий призывал крестьян последовать примеру старых чехов, т. е. чехов XV в., и расправиться с панами «по-жижковски». Это восстание было подавлено прибывшими войсками, вожаки четвертованы [667]. Во владениях самого Валленштейна волнения происходили в имении иезуитов у Итчины. Волнениями была охвачена вся северо-восточная часть Чехии, где были раскинуты владения Валленштейна, — вплоть до Фридланда [668].

Расправы не смогли сломить волю чешского народа. В 1628 г. кривая крестьянской борьбы в Чехии идет еще выше. Огромное восстание пылает в Градецкой области, где в поместьях Опочно и Трчковско восстало около 4 тыс. крестьян; они громят имения и замки, захватывают город Нове Место. Опоченские крестьяне пытались действовать совместно с крестьянами Моравии и Силезии [669]. Восстание было подавлено специально присланными войсками. 500 крестьян пало в сражении, захваченным в плен отрезали в Праге носы, ставили на спинах клейма.

В следующем, 1629 г. движение начали жители бурга Ровенско, когда один иезуит для) их обращения вызвал солдат. Поднятые набатом окрестные крестьяне заставили войска отступить, а иезуита (растерзали. Восставшие, число которых быстро возрастало, двинулись на Турнов, они внушали такой ужас, что сам Валленштейн бежал в Прагу. Не сумев осилить городских стен, восставшие все же не хотели слышать угроз и отказывались отступить. «Мы не бросим того, что начали, — говорили они. — Мы воюем за свободу». В конце концов они были разгромлены в бою, многие погибли, вожаки были колесованы [670].

В следующем, 1630 г. крестьянская партизанская война в Чехии носила уже перманентный характер, в частности в горах Исполиновых и Рудных. Восстания продолжались весь год — не только в горах, по и в других местах [671].

Все эти факты, к сожалению далеко не полные, свидетельствуют о неуклонном нарастании революционного подъема в Чехии. Они дают возможность представить себе состояние масс Чехии в тот момент, когда саксонская армия вступила в нее. Тысячи крестьян скрывались в лесах, другие боролись с оружием в руках. Борьба шла и в городах. В одной Праге, в склепах Белой башни, скрывались многие сотни проповедников, обвиняемых в подстрекательстве народа против императора и церкви. «При всяком движении по ту сторону границы, — говорит Дени, — радостный трепет поднимал души, а правители боялись восстания» [672]. При появлении на политическом горизонте Густава-Адольфа все угнетенные приветствовали в нем долгожданного, посланного самим богом освободителя и мстителя. Сам Густав-Адольф, едва лишь высадившись в Германии, дал указания связаться с «верными богемцами». Он тогда еще не понимал, к кому он взывает. Если бы он сам со своей армией двинулся в Чехию, он не только не встретил бы силы, которая могла бы ему сопротивляться, — ему почти и не пришлось бы вести военных действий. «Чтобы объединить, — восклицает Дени, — в единодушном порыве к спасению этот народ, совесть которого была оскорблена, сердце растоптано, интересы ущемлены, по-видимому, достаточно было бы поднять знамя Гуса и Жижки» [673].

Но в том-то и дело, что ни саксонский курфюрст и его главнокомандующий Арним, ни находившиеся при их штаб-квартире чешские аристократы Турн, Бубна, Кинский, Тртчка и др., ни более широкие круги протестантской дворянско-буржуазной эмиграции, сконцентрировавшие у границ Чехии несколько своих добровольческих полков, ни в коем случае не собирались поднимать знамя Гуса и Жижки — знамя народной антифеодальной войны. Нет, они жаждали потушить разгоравшееся пламя этой войны. Курфюрст Саксонский и Арним, по мнению Дени, решились отправить свою армию в Чехию в качестве «консервативной меры» — как лучшее средство сохранить чисто политический характер войны и не дать ей приобрести социально-революционный характер [674]. Достаточно было двух месяцев, чтобы это стало очевидным.

Можно с уверенностью утверждать, что вступление шведско-саксонской армии в Чехию послужило сигналом к настоящему народно-освободительному восстанию. Как много говорят, например, несколько слов, оброненных об этом «Шведским солдатом»: «… к тому же крестьяне Богемии, видя, что саксонцы их поддерживают, восстали в разных местах против людей императора, притеснявших и мучивших их так долго. Все те, кого им удавалось поймать, расплатились и за себя и за своих сотоварищей…» [675]. В 1631 г. значительные выступления крестьян происходили в жатецкой, сланской, литомержицкой, градецкой областях, где были разрушены многие замки и крепости новых помещиков и католические монастыри [676].