Борис Поршнев - Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства

Так или иначе, посольство л'Адмираля и де Грева в Москву было ясным олицетворением единства шведской и русской политики в отношении Речи Посполитой [512]. Ровно через месяц, 22 июля 1631 г., Руссель отправил уже нового посланца в Москву — «верного секретаря» Христиана Вассермана [513]. Последний только что вернулся из Речи Посполитой, где вел переговоры с магнатами. Он должен был подробно доложить в Москве о позиции Льва Сапеги, Радзивилла, Гонсевского, об их взаимоотношениях и борьбе в связи с приближающейся смертью Сигизмунда III. Из инструкции, данной Русселем Вассерману, и из записи беседы Вассермана с кн. Черкасским опять-таки ясно, что направление деятельности Русселя в польско-литовских делах было в известной мере уже наперед согласовано в Москве: люди Русселя, докладывал, например, Вассерман, живут один у Сапеги, другой у Гонсевского для того дела, о котором Руссель втайне говорил с кн. И. Б. Черкасским [514]. Наряду с обильной информацией о политических событиях в Речи Посполитой, приготовлениях к войне с Московским государством, состоянии военных сил и политических настроениях, Вассерман должен был передать снова аргументы (со ссылкой на Густава-Адольфа) в пользу того, чтобы московские государи постарались «закупить себе казаков запорожских и наводить [побуждать] их вооружаться» против польского короля, ибо в таком случае «вся сила нашего недруга ляжет на тот полк», т. е. будет отвлечена на борьбу с казаками (как действительно и было в 1648–1653 гг.).

Пробыв в Москве полтора месяца (с 9 августа до 22 сентября 1631 г.), Христиан Вассерман вернулся в Ригу к Русселю. Последнему была И. Б. Черкасским направлена благодарность за его деятельность и за сообщенные вести: царь и патриарх хвалят его, «и впредь бы ты об их государских делах радел и промышлял [бы о том], о чем ты говорил наперед сего со мною втайне» [515]. А уже 7 октября 1631 г. Руссель снова отправил Вассермана в Москву с письмом. Он сообщает о победах Густава-Адольфа «против общего недруга», очень красноречиво восхваляя его военный гений, и возвращается к проекту нападения на Речь Посполитую из Силезии и заключения царем «договора про приятельное соединение [о дружественном союзе] с государем моим с королем» [516]. Вассерман выехал из Москвы с царским письмом и богатым пожалованием к Русселю 9 декабря 1631 г. [517]

Дальше в материалах Посольского приказа о сношениях с Русселем какой-то перерыв. Следующий столбец уже говорит нам об отъезде самого Русселя из Москвы 20 июня 1632 г. (дата его приезда в Москву неизвестна). Из шведских источников известно, что в конце 1631 г. началась ожесточенная борьба Русселя с Акселем Оксеншерной и Иоганном Шютте. Поводом для атаки с их стороны послужила неудача миссии л'Адмираля и де Грева к запорожским казакам. Чтобы уладить дипломатический конфликт и одновременно дискредитировать королевского доверенного и его политику, канцлер, а затем и Государственный совет официально объявили, что Руссель превысил данные ему королем полномочия [518]. В ответ Руссель пошел на смелый шаг открытой борьбы, он решил предать все дело гласности и посрамить своих противников: в январе 1632 г. он напечатал в Риге на латинском, немецком и польском языках текст верительных грамот и полномочий, полученных им от Густава-Адольфа, а также текст своих обращений от имени Густава-Адольфа к польско-литовским магнатам и к запорожским казакам. Однако это не помогло: его обвинили в том, что он опустил в верительных грамотах оговорки, ограничивавшие его полномочия [519]. Но Руссель не остановился: с этими печатными материалами он послал в Варшаву к дворянству своего уполномоченного Лазаря Мавиуса. Эта миссия была настоящей бомбой, вызвавшей огромный резонанс как в Речи Посполитой, так и за рубежом. Мавиус в Варшаве сначала был арестован, затем по совету самого короля Сигизмунда допущен на дворянское собрание, очевидно, специально подобранное, которое устроило верноподданническую демонстрацию в защиту Сигизмунда III и конституции Речи Посполитой и грозило повешением Мавиусу, который спасся только в доме коронного маршала. Если бы задача Русселя состояла в том, чтобы обеспечить мирное избрание Густава-Адольфа на польский престол, он этим испортил бы все дело; но его задача состояла (как мы помним) в том, чтобы афишированием надежд Густава-Адольфа на избрание содействовать скорейшему вступлению Московского государства в войну с Речью Посполитой, и поэтому он решительно ничего не испортил [520]. Но ему не удалось даже такими чрезвычайными средствами защититься от Акселя Оксеншерны. Напротив, канцлер принял меры, чтобы окончательно его дискредитировать и устранить.