Привлечение для сравнения источников XVI–XVII вв. позволило В.Н. Дебольскому добиться гораздо больших конкретных результатов, чем, например, С.М. Соловьеву, проверявшему сведения грамот XIV–XV вв. материалами XIX в. Дело в том, что значительное количество волостей XIV–XV вв. сохранилось и в XVI–XVII вв. Но если в грамотах московских князей волости только назывались, то в писцовых книгах и актах XVI–XVII вв. на территориях таких волостей указывались определенные села и деревни. Часть их дожила до XIX в. включительно и отыскивалась по Спискам населенных мест и картам. Эти легко локализуемые поселения XIX в., существовавшие в XVI–XVII вв. и входившие в состав волостей, упоминаемых в XIV–XV вв., давали возможность выяснить местоположение последних. Оно, естественно, было примерным, границы древних волостей точно не восстанавливались [123] Дебольский В.Н. Указ. соч., ч. 1, с. 3.
, но погрешность была небольшой, а относительное расположение волостей фиксировалось достаточно четко. Это наглядно демонстрировали две карты, приложенные В.Н. Дебольским к своему труду.
Однако в тех случаях, когда волость или поселение XIV–XV вв. к XVI в. прекращали свое существование, В.Н. Дебольский оказывался не в состоянии их локализовать. Трудно это было сделать и при отсутствии хронологически промежуточных материалов XVI–XVII вв. Поэтому география целого ряда волостей и сел XIV–XV вв. осталась В.Н. Дебольским невыясненной. К тому же сам источник содержал сведения о территории не всей Северо-Восточной Руси, а лишь той ее части, которая принадлежала преимущественно московским князьям.
Сходную с исследованием В.Н. Дебольского работу проделал Ю.В. Готье. Используя неопубликованные писцовые и переписные книги первой половины XVII в. центральных районов Русского государства, он составил перечень уездов центра с относившимися к ним волостями и станами примерно на середину XVII в. и локализовал их на карте. При этом он часто указывал, когда та или иная волость или стан впервые упоминаются в источниках [124] Готье Ю.В. Замосковный край в XVII в. — Учен. зап. имп. Моск. ун-та. Отд. ист. — филол., 1906, вып.36, с. 549–602 и карта (прил.: Материалы по исторической географии Московской Руси. Замосковные уезды и входившие в состав их станы и волости по писцовым и переписным книгам XVII столетия). Некоторые авторские пояснения к «Материалам…» см. во втором издании работы: Готье Ю.В. Указ. соч. М., 1937, с. 370. Сведения о первых упоминаниях волостей и станов у Ю.В. Готье неполны, они основываются преимущественно на данных духовных и договорных грамот московских князей XIV–XV вв. Ср.: Веселовский С.Б. Село и деревня в северо-восточной Руси XIV–XVI вв. М.; Л., 1936, с. 18, примеч. 2.
. В результате выяснилось положение ряда волостей XIV–XV вв., в том числе и таких, местонахождение которых затруднялся определить В.Н. Дебольский. Но те древние волости, что исчезли к XVII в., не стали объектом изучения Ю.В. Готье, и их локализацией он не занимался.
Данные об административном делении русского Севера в XVII в. были собраны М.М. Богословским. Как и Ю.В. Готье, он сопроводил эти сведения экскурсами в прошлое и определил географию различных административно-территориальных единиц [125] Богословский М.М. Земское самоуправление на русском Севере в XVII в. М., 1909, т. 1, с. 2–5; с. 5, примеч. 1; Прил., с. 3–63; М., 1912, т. 2, карта.
. Благодаря исследованию М.М. Богословского стало ясно, где именно лежали некоторые волости по рекам Ваге, Сухоне и Двине, упоминаемые в источниках XIV и XV вв. и входившие в состав старинных владений князей Северо-Восточной Руси.
С попыткой переосмысления зарождения и развития государственности у восточных славян выступил в 1909 г. А.Е. Пресняков. Назвав свое исследование «Княжое право в древней Руси», он уделил некоторое внимание проблеме того, на какие земли и как распространялась власть древнерусских князей. А.Е. Пресняков отметил тенденции к объединению под этой властью различных территорий в X–XI вв. и их раздел после смерти Ярослава Мудрого [126] Пресняков А.Е. Княжое право в древней Руси: Очерки по истории X–XII столетий. СПб., 1909, с. 26–27, 37.
. В очерке о Ростово-Суздальской земле он коснулся вопроса о времени ее политической самостоятельности, справедливо указав, что «начало обособлению ростовско-суздальской земли из общей киевской системы земель-княжений положено Юрием Владимировичем (Долгоруким. — В.К .)» [127] Там же, с. 144.
. В книге А.Е. Преснякова много тонких источниковедческих наблюдений, в том числе и таких, которые могут быть использованы для характеристики территорий отдельных княжеств XII в., но в целом административно-территориальная структура Древнерусского государства и выделившихся из его состава более мелких государственных образований даже с точки зрения функций княжеской власти А.Е. Пресняковым рассмотрена не была. Следуя за распространенной в русской буржуазной историографии теорией о городе и его волости как «исходном пункте исторического развития восточного славянства» [128] Там же, с. 194.
, он пытался образование города и формирование относившейся к нему территории рассматривать как результат исключительно княжеской деятельности. «Не вижу оснований, — писал А.Е. Пресняков, — искать носителей организующих городской строй сил вне князей, вне варяжских вождей» [129] Там же, с. 193–194.
. Не господствующий класс, не созданный в его интересах государственный аппарат власти сыграли решающую роль в становлении государственной территории [130] Впрочем, А.Е. Пресняков отрицал наличие единой государственной территории у восточных славян в ранний период их государственности. — Насонов А.Н. Указ. соч., с. 12, примеч. 2.
у восточных славян, а действия пришельцев-князей, т. е. верхушки государственного управления, определили, согласно А.Е. Преснякову, ее генезис.
Читать дальше