Дмитрий Мачинский - Скифия–Россия. Узловые события и сквозные проблемы. Том 2

Перевод Д. А. Мачинского. Благодарю Д. А. Браткина за помощь при переводе.

Древлянам не повезло с записью первой буквы их названия в греко-латинской традиции: βερβιάνοι (Const. Porph.), γερμανοι (Leo. Diac.), zerivani (БГ). Подробное обоснование кратко излагаемой здесь трактовки уникального текста см.: Мачинский 2012.

Древнейшее упоминание Пинска под 1015 г. (следующее – уже в 1097 г.), сохраненное только в ЛПС, во многих случаях передающем уникальные сведения о событиях и ситуациях X – начала XI в.

Полагаю, что сказание об устном первичном договоре Олега с греками существовало в эпической традиции русов и словен, но при внесении его под 907 г. в ПВЛ было дополнено деталями, извлеченными из договора 911 г. Вероятно, в ЛПС сохранился древнейший вариант перевода на русский язык договора, в котором упоминался «Новъградъ». Представить, что в ЛПС «Новъградъ» был вставлен из каких-либо политических соображений, – невозможно. В ЛПС не прослеживается никакой «проновгородской» ориентации, в узловой легенде о призвании князей первой столицей Рюрика названа Ладога, а не Новгород.

По В. Томсену – Hroerekr (Томсен 1891: 65).

Этот Эпилог, являющийся по сути историософским эссе – попыткой уловить закономерности исторического развития Российского государства в самой ранней фазе его становления и глубже – в начальной истории славянства, составлен редактором и включает в себя часть заключения последней статьи данного тома, соединенную с завершающей частью статьи «О прародине славян в I–V вв. …» (см. предыдущий том). Примеч. ред.

Героическое сопротивление имело место лишь однажды. В декабре 1569 г. Иоанн IV вместе с опричниками выступил в поход на Новгород, уничтожая по пути мирное население подвластных ему городов. В это время в Отроче-монастыре доживал свои дни святой Филипп, лишенный Иоанном сана митрополита. К нему был послан Малюта, якобы для того, чтобы получить благословение (похода на Новгород?). Старец отказался и был задушен Малютой. Затем Иоанн, достигнув Торжка, решил перебить заключенных в башне крымских и ливонских военнопленных. Но крымские татары, окованные цепями, оказали сопротивление, тяжело ранив Малюту и едва не ранив Иоанна, лично участвовавшего в убийстве пленных. Итак, героями этого чуть ли не единственного случая физического сопротивления Злу были не русские, а крымские татары, видевшие в Иоанне не исполнителя воли Бога, а просто подлого убийцу. Затем последовал зверский погром в Новгороде, уже со времен Иоанна III лишенном почти всех своих привилегий и не представлявшем никакой опасности для безграничного самовластия царя.

Этот текст с подзаголовком «Ключевое эссе», был написан Д. А. Мачинским для Введения к сборнику избранных работ, замысел которого он вынашивал. Поскольку сформулированные в нем наблюдения дополняют и в каком-то смысле подытоживают выводы двух последних больших статей, объединенных в Эпилоге (см. примеч. ред. на с. 386 наст. изд.), нам показалось уместным изменить первоначальный замысел и поместить это эссе в заключении тома.

В появлении образа Китайской стены сыграл роль и личный печальный опыт Пушкина. Еще до написания приведенных строк «невыездной» поэт неудачно пытался получить разрешение на поездку к Китайской стене в составе научной экспедиции.

Впрочем, однажды почти проговорился: «Уж Польша вас не поведет: / Через ее шагнете кости!» (Бородинская годовщина», 1831 г.).

Краткое пояснение. С детства развитие моего миро- и самосознания в большой мере определялось накатывавшими на меня волнами русской поэзии. В зрелые годы я обрел счастье своего особого, личного постижения поэзии А. С. Пушкина и Ф. И. Тютчева и с той поры пью ее, омываюсь ею, вопрошаю ее, воспаряю с нею и… ужасаюсь бесконечно жестокими свидетельствами и образами, порожденными имперским уровнем сознания несравненных поэтов, иногда подпадающих под воздействие мощного «силового поля имперства» и становящихся его искренними выразителями, разглашающими и то, что сама имперская власть и стихия великодержавного сознания предпочитают скрывать.

Поразительно и поучительно, как Пушкин и Тютчев в тот же период их творчества, когда возникли цитированные строки, создают глубочайшие шедевры, где облекают гармонией саму мировую бездну и предвечный хаос, являющие им себя особенно явственно в ночные часы. Лучшие стихи Ф. И. Тютчева подобного рода и написаны в диапазоне 1829–1835 гг., а цитированные выше – в 1831 г.