Кэтрин Мерридейл - Ленин в поезде. Путешествие, которое изменило мир

Гельфанд родился в 1867 году в Белоруссии в полуголодной семье еврея-ремесленника; в какой-то момент семья перебралась в Одессу. Когда ему исполнилось двадцать, Гельфанд уже был социалистом – жизненный выбор, предполагавший в то время непрерывные путешествия. Студентом он жил в Швейцарии (которая ему не понравилась), позднее – в Мюнхене и Штутгарте, где стал журналистом революционных газет. Германию он полюбил с самого начала и осел здесь. Даже великий Карл Каутский, вождь немецкого социалистического движения, выказывал ему знаки уважения, а затем и восхищения. В 1894 году Гельфанд, огромный и тучный, словно тюлень (дети Каутского прозвали его “доктор Элефант”), взял себе псевдоним Парвус (лат. “маленький, малыш”). Под этим именем он и остался в истории 29.

Парвус-Гельфанд был мастером общения; его мюнхенская квартира нередко становилась своего рода камерой культурной декомпрессии – пространством, в котором любой новый русский эмигрант мог адаптироваться к миру европейской политики. Почти все эмигранты рано или поздно оказывались в доме Парвуса, среди них и Ленин, побывавший здесь впервые в 1899 году.

Парвус был, несомненно, выдающейся марксистской фигурой конца прошлого и самого начала нынешнего столетия, – напишет позднее Троцкий. – Он <���…> глядел широко, следил за всем существенным на мировой арене, что при выдающейся смелости мысли и мужественном, мускулистом стиле делало его поистине замечательным писателем 30.

Эти качества и так уже выделяли Парвуса на фоне унылой журналистики того времени, однако его влияние было не только в словах. Прирожденный бизнесмен, он знал толк и в издании газет; восемь выпусков подпольной революционной газеты “Искра” были изготовлены в специальной, всегда запиравшейся на ключ комнате его квартиры; именно у Парвуса собиралась редколлегия газеты до начала 1902 года. Уже на этой ранней стадии некоторые немецкие товарищи считали Парвуса слишком грубым, но Ленину и его русским друзьям нравилось, что голос толстяка начинал звенеть, как только речь заходила о стачках и бомбах 31.

Троцкий появился в доме Парвуса в январе 1905 года, всего через несколько дней Кровавого воскресенья – расстрела демонстрации на Дворцовой площади, положившего начало первой русской революции 32. Готовясь посвятить свою жизнь борьбе за рабочее дело, Троцкий и его жена на некоторое время стали неформальными гостями Гельфанда, сразу окунувшись в мир последних новостей и непрерывно обсуждая с хозяином его революционные теории за чашкой крепкого кофе или бокалом хорошего вина. Парвус и Троцкий говорили о революционном потенциале всеобщей забастовки, носились с идеей мировой революции (в которой России отводилась роль стартовой точки) и убеждали друг друга скорее купить билеты и вернуться в Россию. Сначала поехал Троцкий: весной 1905 года он пересек украинскую границу империи, – а в октябре в Петербург направился Парвус. В течение нескольких месяцев оба они чуть ли не каждый вечер выступали в великолепном зале Технологического института на митингах, организованных Советом рабочих депутатов. Кроме того, Парвус и Троцкий помогали издавать и распространять революционную “Русскую газету”. Парвус, казалось, был больше склонен к эффектности, чем к эффективности, однако никто не мог бы упрекнуть его в пустом теоретизировании.

Надежды, которые пробудила весна 1905 года, вскоре развеялись. В апреле 1906-го Парвус был арестован, и вскоре он уже мерил шагами мрачную камеру Петропавловской крепости. “Толстяк похудел”, – отмечала польско-немецкая левая социалистка Роза Люксембург, посетившая Парвуса в тюрьме накануне его отправки в ссылку по приговору суда. Как и можно было ожидать, на одной из глухих станций на долгом пути на восток Парвусу удалось одурачить своих стражей и сбежать. При нем были поддельный паспорт, деньги и адреса множества местных членов партии, которые могли ему помочь 33. Пробираясь на запад по замерзающей грязи дорог, в ноябре 1906 года Парвус был уже по ту сторону границы. В Россию он больше не вернется. С этих пор в его ненависти к царизму, независимо от теоретических взглядов, всегда будет что-то личное.

Вопрос о том, каким именно образом Гельфанд заработал свое состояние, – пишет один из его биографов, – навсегда останется в области предположений 34.

По крайней мере часть этого богатства составили средства, украденные у товарищей по революционной деятельности. Пользуясь практически полным отсутствием в России законов об охране авторского права, Парвус начал издавать в Германии произведения русских писателей в немецких переводах. Наиболее прибыльной оказалась пьеса Горького “На дне”. По уговору с автором Парвус обязался отдавать определенный процент дохода в партийную кассу. Вместо этого, однако, он потратил львиную долю прибыли на путешествие в Италию с некой барышней (это было, “наверное, очень приятное путешествие”, заметил Горький) 35. Через некоторое время после того, как исчезли деньги, растворился в воздухе и сам Парвус, бросив своего мюнхенского компаньона-издателя на произвол судьбы с кучей долгов.