Леонард Мосли - Утраченное время [Как начиналась вторая мировая война]

Чемберлен: Послушайте, я человек практичный. Как практически поступить, чтобы вернуть судетских немцев обратно в рейх? Ведь они не живут сосредоточенно в одном, целом районе Чехословакии. Они расселены по стране. Если даже уступить Германии те районы, в которых восемьдесят процентов населения составляют судетские немцы, всегда остается значительная часть немцев, рассеянных в других районах. Зачем требовать новых границ? Почему бы не осуществить переселение?

Это, вероятно, было наиболее разумное замечание, сделанное Чемберленом в ходе всей беседы, и оно, очевидно, подстегнуло немецкого канцлера. Меньше всего он хотел возвращения в Германию двух с половиной миллионов немцев без тех стратегических районов, которые они занимали внутри Чехословакии. Поэтому он быстро переменил тему разговора: «Очевидно, обмен мнениями подобного рода не принесет никакой пользы, он слишком далек от жизни, а события развиваются быстро. Неужели вы не представляете себе, что люди оставили целые районы в Судетах? Десять тысяч беженцев уже на немецкой земле! Число убитых и пропавших без вести ужасно! 19 19 На самом деле количество беженцев исчислялось скорее сотнями, чем тысячами, а число убитых судетских немцев в стычках с чехами составляло всего 27 человек. — Прим. авт. Дальше я пе могу это выдержать! В своей речи в Нюрнберге я сказал, что не могу допустить, чтобы такое положение продолжалось и дальше, и вы, уважаемый премьер-мипистр, сделаете ошибку, если сочтете, как некоторые из ваших газетчиков, что я говорю пустые фразы. Это преследование лиц немецкой национальности должно быть остановлено, и я полон решимости положить этому конец».

На некоторое время наступила тишина, и Чемберлен спокойно уставился в дико горящие глаза Гитлера. Затем он пренебрежительно кашлянул и сказал: «Ну хорошо. А что, если к обеим сторонам в Чехословакии обратиться с общим призывом успокоиться? Призыв, исходящий от нас обоих, мог бы создать атмосферу, в которой оказались бы возможными переговоры между ними на мирной основе. Конечно, если ваша информация правильна, то, безусловно, обстановка в Судетах, должно быть, крайне неблагоприятна. Но я и раньше встречался с такими ситуациями и при более тщательном рассмотрении фактов часто обнаруживал, что не так уж плохи были дела, как это могло казаться на первый взгляд».

В гневе и удивлении Гитлер уставился на английского премьер-министра. Одна из характерных черт фюрера состояла в том, что он безоговорочно принимал на веру все то, что читал в немецких газетах и слышал по немецкому радио. Обычно он вызывал к себе руководителя прессы Отто Дитриха и министра пропаганды Геббельса и вместе с ними самым подробным образом разрабатывал план проведения кампании клеветы, поношений и оскорблений очередного объекта ненависти, в данном случае чехов. Иногда он даже сам редактировал лживые донесения, чтобы придать им дополнительную сенсационность и кровавые подробности. Тем не менее, когда он читал в прессе или слушал по радио эти же сообщения, то приходил в ужас от того обращения, какому подвергали беззащитных немцев их враги. Не было иной, кроме его собственной, лжи, в которую он верил. Теперь же он резко повернулся, взял со стола бумагу и прочитал вслух донесения Генлейна о стычке в Эгере во всех кровавых подробностях. Одураченный мучительной искренностью, которая прозвучала в голосе Гитлера, британский премьер-министр сидел, удивленно раскрыв рот.

«Как при таких условиях я могу обратиться с призывом к судетским немцам? — продолжал Гитлер. — Вы не можете просить меня позволить жертвам чешских репрессий даже встретиться с ними и еще меньше можете рассчитывать, что я сяду за стол конференции с ними. Напряженность по обе стороны границы быстро возрастает. Я не могу дальше позволить немецкому пароду стоять, глядеть и слушать, когда старинные немецкие города, вроде Эгера, подвергаются нападению со стороны чехов. Становится невыносимо. — Он встал и кулаком начал бить по своей руке. — Господин премьер-министр, запомните следующее. В 1918 году германская нация потерпела серьезное поражение. Но она всегда вела себя героически на протяжении своей двухтысячелетней истории, и так же героически она вела себя в последней войне; так же она будет вести себя и теперь. Она выберет себе путь героев. — Он повысил голос. — Я вам скажу, чехи бесчеловечно жестоки и в душе трусливы. И конечно, не грех идти на помощь нашим братьям, когда их подвергают столь жестокому обращению эти никчемные люди. Вы только представьте себе, что бы вы думали и что бы вы в душе чувствовали, если бы подобные вещи повторились по отношению к вашему народу».