Сергей Глезеров - Любовные страсти старого Петербурга. Скандальные романы, сердечные драмы, тайные венчания и роковые вдовы

Глеб Успенский поддерживает свою героиню: он считает, что обвинение народа в растлении – несправедливое. Во всем виноваты экономические условия. Молодые девушки пришли в город и столкнулись здесь с несправедливыми реалиями жизни. И что же им еще делать, как соблюдать нормы и правила, если живут они совершенно не в тех условиях, как должно?

Но это мы говорим о том, что касается «простого народа». Когда речь об образованной публике, то здесь ситуации совсем иные. Были и общие увлечения общественной «модой» на «свободу чувств», а были и серьезные обстоятельства, связанные с законодательными ограничениями. Яркий пример – ситуация с писателем и религиозным философом Василием Розановым. Первый раз он женился на Аполлинарии Сусловой, близкой знакомой Достоевского. Брак не сложился, но развод получить не удавалось.

Дело в том, что по церковному праву в России было три причины для развода: вина одного из супругов (один должен обвинить другого в прелюбодеянии), сумасшествие одного из супругов и неспособности к брачной жизни. Во всех этих случаях виновной стороне не разрешалось в дальнейшем вступать в брак.

Розанов развестись никак не мог, но Россия страна большая, и ему все-таки в 1891 г. удалось обвенчаться (фактически тайно!) второй раз – с Варварой Бутягиной, вдовой учителя Елецкой гимназии. Во втором браке у Василий Розанова родилось пятеро детей. Все они формально являлись незаконнорожденными, поскольку с первой женой он официально не развелся.

Вот почему тема брака и семьи стала одной из важнейшей в творчестве Василия Розанова. Вопросам отношения церкви к проблематике семьи и сексуальным отношениям посвящена его книга «Семейный вопрос в России», увидевшая свет в 1903 г. В своих публикациях он активно выступал в защиту прав незаконнорожденных детей, отмечал, что перед Богом все равны.

– Сегодня, согласитесь, в нашем обществе подобная проблема стоит все-таки не так остро: государство у нас, как бы то ни было, светское, и проблем с разводом, при всей неприятности подобной процедуры, все-таки нет…

– Да, но тогда, в дореволюционной России, огромное значение имело, что незаконнорожденный ребенок не наследовал социального положения и состояние своего родителя. И таким образом оказывался ущемленным в своих правах и статусе.

Были случаи, когда удавалось обойти этот запрет, но это скорее исключения из правил. Еще с XVIII в. известен «механизм», как незаконнорожденного сделать законнорожденным: найти другого супруга для его матери.

Эта тема не раз звучала в русской литературе. Например, герой романа Достоевского «Подросток» – незаконнорожденный князь Аркадий Макарович Долгорукий. Он побочный сын родовитого дворянина Андрея Петровича Версилова и его дворовой, что порождает в нем, подростке, гордом и самолюбивом, комплекс неполноценности. Фамилию он носит другую – своего формального отца, тоже дворового Версилова, Макара Ивановича Долгорукого, но и это только лишний повод для унижения – при знакомстве его часто переспрашивают: князь Долгорукий?

И еще – отношение в обществе! Еще во время учебы мальчик начинает понимать, что он не такой, как все, поскольку на это указывает учитель. Мол, он не такой же, как все, он – «дитя порока»…

– Вообще, насколько я понимаю, незаконнорожденные нередко испытывали в те времени очень серьезный комплекс неполноценности. Они ощущали себя в обществе чуть ли не изгоями, все это их настолько уязвляло, что многие стали борцами против несправедливостей – так, как они это понимали. Яркий пример – Александр Иванович Герцен…

– Мне думается, таков был один из путей, но вовсе не единственный. Могу напомнить альтернативный пример: революционер-народоволец Николай Александрович Морозов – политкаторжанин, ученый, проживший громадную жизнь. Он – незаконнорожденный ребенок, но при этом в детстве, по его собственному признанию, никогда не ощущал никакого дискомфорта.

Его отец – мологский помещик, дворянин Петр Алексеевич Щепочкин, состоявший на государственной службе, мать – новгородская крестьянка, бывшая крепостная Щепочкина Анна Васильевна Морозова. Их отношения не были никоим образом оформлены, однако Николай Морозов рос в семье как любимый сын. И он всегда подчеркивал, что вовсе не незаконнорожденность привела его в революцию…

Любопытно, что возможность признать своих незаконнорожденных детей появлялась у тех дворян, кто считал для себя необходимым обратиться по этому поводу к государю императору. Россия в этом отношении – страна замечательная: если закон не позволяет, то можно всегда попросить о высочайшей милости царя. Это специфический, конечно, случай, но в царствование императора Александра II подобные милости были очень распространены.