Андрей Бесков - Восточнославянское язычество - религиоведческий анализ

Плодотворной видится мысль учёных-семиотиков о так называемом «языке культуры». При этом исторический процесс «предстаёт как процесс порождения новых фраз на некотором „языке“ и прочтения их общественным адресатом (социумом)» [9] Успенский Б.А. Historia sub specie semioticae // Успенский Б.А. Этюды о русской истории. С. 77. . «Одни и те же объективные факты, составляющие реальный событийный текст, могут по-разному интерпретироваться на разных языках — на языке соответствующего социума и на каком-либо другом языке, относящемся к иному пространству или времени…» [10] Там же. С. 78. . Подобное соображение показывает всю сложность современных попыток истолкования древних мифов, которые также могут быть поняты как своеобразный язык, причём крайне архаичный, и потому плохо понятный современному человеку (пусть даже отдельные «фразы» этого «языка» и представляются нам узнаваемыми, и потому понятными). Прочтение подобного культурного текста возможно благодаря методу «обратного перевода», разрабатывавшемуся филологом-германистом А.В. Михайловым. Его позиция определяется тем мнением, что «вся история заключается в том, что разные культурные явления беспрестанно переводятся на иные, первоначально чуждые им культурные языки, часто с предельным переосмыслением содержания. <���…> Надо учиться переводить назад и ставить вещи на свои первоначальные места» [11] Михайлов А.В. Обратный перевод. Русская и западноевропейская культура: Проблема взаимосвязей. — М., 2000. С. 16. .

Но прежде чем пытаться «переводить» язык мифа на современный нам научный язык, требуется определиться со спецификой понимания этого явления в данной работе. Самое непосредственное влияние на понимание мифа автором настоящей работы оказала мифологическая концепция И.М. Дьяконова, в рамках которой миф представляется способом выражения мироощущения и миропонимания человеком, ещё не выработавшим аппарат абстрактных обобщающих понятий и использующим для этой цели тропы (преимущественно метафору и метонимию) [12] Дьяконов И.М. Архаические мифы Востока и Запада. Изд. 2-е, стереотипное. — М., 2004. .

Однако при «переводе» (в другой терминологии — дешифровке) того образного, метафорического языка, которым говорит с нами миф, мы неизбежно сталкиваемся с проблемой научной верифицируемости полученного результата. Как отмечал ещё М.М. Бахтин, раскрыть и прокомментировать смысл образа или символа можно только с помощью другого (изоморфного) смысла символа или образа. С помощью научного анализа можно лишь относительно рационализировать данный смысл, углубить его с помощью иных смыслов возможно только в ходе философско-художественной интерпретации. Иначе говоря: «Истолкование символических структур принуждено уходить в бесконечность символических смыслов, поэтому оно и не может стать научным в смысле научности точных наук» [13] Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979. С. 362. . В соответствии с этим постулатом требуется определиться с критериями научности, которыми будет руководствоваться автор этого исследования в своей работе, а вместе с тем и с методами, используемыми в работе.

Сложности, возникающие перед исследователем восточнославянского язычества при обращении его к мифологическому аспекту последнего, подчёркивались в отечественной науке давно и многократно. Более подробно эти вопросы будут освещены при дальнейшем изложении, в рамках третьего параграфа первой главы. Здесь же ограничимся кратким изложением занимаемой нами позиции.

В общем приближении, учёных, высказывавшихся на этот счёт, можно разделить на две группы, условно обозначив их как «оптимистов» и «пессимистов». Водораздел между этими двумя группами (а вместе с тем и между двумя типами исследовательских программ в области изучения восточнославянского язычества) проходит на уровне вопроса о возможности научного изучения мифологической составляющей этого явления.

«Оптимисты» (и в этом лагере, пожалуй, самой заметной фигурой является А.Н. Афанасьев) считают, что это вполне возможно. «Пессимисты» (кредо которых достаточно чётко выразил ещё Е.В. Аничков), считают, что поскольку древние мифы восточных славян до нас не дошли, то реконструировать их — задача для науки не выполнимая, ибо тут неминуемо должно вступить в свои права уже «художественное проникновение». А там, где вступает в силу художественное проникновение, наука заканчивается. Следовательно, её уделом может быть только изучение тех или иных аспектов культа на основе исторических источников. С большим пиететом относясь к этому научному ригоризму, автор данного исследования всё же относит себя к «оптимистам», считая, что возможности реконструкции не дошедших до нас мифов существуют, а «художественное проникновение» не стоит так жёстко противопоставлять «научному знанию», поскольку гуманитарное научное знание порой в некоторой степени инкорпорирует в себя элементы художественного прозрения. В этом отношении автор является в определённом смысле продолжателем традиции «мифологической школы» афанасьевского толка, считая его труд («Поэтические воззрения славян на природу») вполне актуальным и ценным и поныне, несмотря на всю имеющуюся, и, безусловно, во многом справедливую критику. Понимание мифа А.Н. Афанасьевым, во многом раскрывающееся уже в самых первых строках названного сочинения, конгениально пониманию мифа автором настоящего исследования: «Богатый и можно сказать — единственный источник разнообразных мифических представлений есть живое слово человеческое, с его метафорическими и созвучными выражениями». Но на данном этапе развития наук о человеке, данные представления можно существенным образом конкретизировать и углубить, используя для этого достижения современной эпистемологии, базирующиеся, помимо всего прочего, на достижениях биологии (нейрофизиологии) последних десятилетий, которые позволили по-новому взглянуть на способы обработки и репрезентации человеческим мозгом информации об окружающем мире. [14] Афанасьев А.Н. Мифы, поверья и суеверия славян (Поэтические воззрения славян на природу) (в 3 томах). — М.; СПб., 2002. Т. 1. С. 15.