Петр Люкимсон - Царь Ирод

Когда же Ирод потребовал, чтобы население присягнуло на верность Цезарю, около шести тысяч сторонников фарисеев демонстративно отказались приносить такую клятву. Ирод, как обычно, ответил на этот жест неповиновения массовыми арестами и казнями фарисеев, а также наложил на них огромный штраф. Однако, к его удивлению, штраф этот был в самое короткое время уплачен.

Разумеется, Ироду не составляло никакого труда выяснить, откуда фарисеи раздобыли столь крупную сумму, но прежде чем он успел предпринять для этого какие-либо шаги, в его покоях появилась Саломея.

Она первой и рассказала брату, что деньги фарисеям дала золовка, жена Ферроры, подчинившая своему влиянию всех женщин дворца, а сама тем временем оказавшаяся под сильным влиянием фарисеев. В ответ на эту щедрость, добавила Саломея, фарисеи предсказали, что в будущем Всевышний отберет иудейский трон у потомков Ирода и сделает царем одного из ее сыновей от Ферроры.

Исходя из этого предсказания, ряд исследователей выдвинули гипотезу, что жена Ферроры, будучи в прошлом рабыней, вела свое происхождение от самого царя Давида, чем якобы и объясняются многие особенности ее поведения. По их версии, к этому времени еврейские мудрецы пришли к выводу, что будущий «помазанник Божий», то есть Мессия, не обязательно должен быть потомком царя Давида по мужской линии — он может нести его гены и по линии матери. Эта идея якобы и позволила основоположникам христианства утверждать, что Иисус был одновременно и сыном Божьим, и потомком царя Давида.

Однако ни в одном еврейском источнике того времени нет указания, что принадлежность к царскому роду может определяться по материнской линии, — все потомки Давида определяются именно по отцу. Да и в Новом Завете мы нигде не находим подобного указания: Евангелие от Матфея утверждает, что прямым потомком царя Давида был муж Марии Иосиф (Мф. 1:1—17), а по Евангелию от Луки мать Иисуса Мария происходила из рода священников-коэнов (Лк. 1:5—36).

Таким образом, версия о том, что жена Ферроры могла принадлежать к роду царя Давида и на этом основании иметь какие-то династические притязания, выглядит не более чем еще одной спекуляцией. Но если предсказание фарисеев и в самом деле имело место, жена Ферроры в него, безусловно, поверила — в этом Саломея была права.

А вслед за ней в это вполне могли поверить и многие придворные, начавшие относиться к супруге тетрарха как к будущей царице.

Словом, во дворце запахло очередным заговором.

Ирод не замедлил отдать распоряжение о новом расследовании, в ходе которого были арестованы многие царедворцы, заподозренные в симпатиях к царской золовке. Среди прочих арестовали и евнуха Багоя, ожидавшего прихода Мессии в надежде, что после этого сбудется пророчество Исайи о скопцах: «…да не говорит евнух: “вот я сухое дерево”. Ибо Господь так говорит об евнухах: которые хранят Мои субботы и избирают угодное Мне, и крепко держатся завета Моего, — тем дам Я в доме Моем и в стенах Моих место и имя лучшее…”» (Ис. 56:3–5).

Обвинить напрямую жену Ферроры в том, что та дала деньги фарисеям, Ирод не мог — женщина была вольна делать со своими личными средствами, что угодно. Однако на основании показаний Саломеи он обвинил золовку в оскорблении и унижении своих дочерей от разных жен и запретил ей появляться при дворе.

Сразу после этого Ирод вызвал к себе брата и вновь предложил тому развестись с женой, которая, по его мнению, была главным источником интриг и распрей при дворе.

— Если ты дорожишь нашими отношениями и хочешь остаться мне братом, то немедленно расстанешься с этой женщиной! — без всяких обиняков сказал Ирод.

И вновь любовь к супруге оказалась у Ферроры сильнее страха перед могущественным братом, и он ответил, что предпочитает смерть разлуке с любимой. И снова Ирод подавил в себе вспышку гнева и отпустил от себя Феррору, дав понять, что после такого ответа больше не желает его видеть.

Об этом решении он немедленно сообщил Антипатру, потребовав, чтобы сын также прекратил всякие отношения с дядей, и Антипатр поклялся выполнить отцовское требование.

Все это означало, что прежний Ирод, считавший себя единовластным правителем страны, вернулся, и Антипатру надо забыть о своей роли соправителя.

Но, напомним, что тот, кто хотя бы однажды вкусил наркотик власти, уже не в силах от него отказаться. Возникшая ситуация еще больше уязвила и обозлила Антипатра, который теперь всерьез задумался над тем, как приблизить конец Ирода.