До Первой мировой войны Муссолини был социалистом-антиклерикалом. К концу войны он стал ярым противником социализма и коммунизма, но по-прежнему придерживался антикатолических взглядов. Спустя еще некоторое время он счел благоразумным в целом отказаться от своего враждебного отношения к церкви, поскольку в примирении с Ватиканом было явно больше смысла, чем в борьбе против него. Кроме того, они одинаково смотрели на некоторые вещи. Муссолини без устали твердил о необходимости восстановления власти, дисциплины и порядка, и «его страстное неприятие социализма, либерализма и материалистических учений» импонировало многим церковным деятелям [830]. Некогда убежденный республиканец, Муссолини примирился и с мыслью о сохранении монархии, при условии, что высшая власть будет принадлежать не королю, а ему. Поскольку на самых ранних этапах возвышения Муссолини монарх мог приказать армии подавить растущее фашистское движение, его лидер решил, что враждовать с королем Виктором Эммануилом III неразумно. Фашистское движение Муссолини развивалось очень быстрыми темпами. В 1919 году он с группой единомышленников-ветеранов основал националистические Fasci di Combattimento (Союзы Борьбы), и вскоре банды порожденных ими чернорубашечников уже воплощали название на практике в драках с социалистами, либералами и прочими демократами. В 1920 году фашистская партия во главе с Муссолини насчитывала около 20 тысяч членов, а к концу 1921 года их число возросло до 220 000. Ее привлекательность отчасти объяснялась тем, что вступающим обещали рабочие места, но присутствовали также и чувство долга, и стремление пожертвовать собой ради страны. Партия апеллировала к молодежи, прежде всего к сельской. В 1921 году она на четверть состояла из сельскохозяйственных рабочих, а 12 % ее членов были фермерами [831].
Муссолини стал премьер-министром в 1922 году на волне угроз и бахвальства. Он призвал короля не противиться «фашистской революции» [832]. Но при этом угрожал существующим властям массовым маршем своих чернорубашечников на Рим. Король отказался подписывать декрет о введении чрезвычайного положения, предложенный премьер-министром Луиджи Факта, который позволил бы использовать против разномастного сброда Муссолини регулярную армию. Однако было не совсем ясно, насколько можно полагаться на армию или полицию, в рядах которых были сочувствующие Муссолини и его идеям. Возможно, по этой причине, а возможно, и просто стремясь избежать кровопролития, король предложил Муссолини возглавить коалиционное правительство [833]. Неистовства продолжились и на выборах 1924 года, по результатам которых список Муссолини, за который выступало правительство, поддержали две трети избирателей. Выступая в парламенте, широко известный социалист Джакомо Маттеотти осудил насилие и запугивание, которыми сопровождалась избирательная кампания. Кроме того, по его словам, Муссолини ясно дал понять, что не уступит власть, даже если по результатам выборов окажется в меньшинстве. Менее чем через две недели Маттеотти зарезали [834]. Хотя Муссолини и отрицал это, было очевидно, что за этим убийством стоял он.
Его поддерживали и отечественные, и иностранные консерваторы. Отмечая успехи в борьбе против большевизма, лондонская «The Times» писала, что падение режима Муссолини «было бы слишком ужасным событием». В январе 1935 года Муссолини покончил с парламентаризмом и стал полновластным диктатором. Этому в очередной раз содействовал король, очевидно решивший, что крайне правый авторитаризм лучше, чем слабый парламентский строй и партийная конкуренция [835]. К концу 1926 года Муссолини запретил в стране все партии, кроме своей собственной, и, создав для этой цели специальный трибунал, посадил в тюрьмы или поместил под полицейский надзор большинство лидеров-коммунистов и других известных итальянских антифашистов [836].
В 1925 и 1926 годах на жизнь Муссолини было совершено несколько покушений, но он остался цел и невредим. Папа римский сказал, что его «воистину хранит Господь», а архиепископ Неаполя заявил в своей проповеди, что Муссолини оберегает «некое высшее предназначение», которое «пойдет на благо нашей Италии и, возможно, всему миру» [837]. Роберт Пакстон отмечал, что еще долгое время после того, как его режим превратился в обыденность, Муссолини по-прежнему нравилось говорить о «фашистской революции». Он имел в виду «революцию против социализма и мягкотелого либерализма, новый способ объединения и мотивирования итальянцев и новый тип государственной власти, способный подчинить личные свободы нуждам национального единства и организовать всеобщее согласие при сохранении неприкосновенности частной собственности» [838]. Тем не менее ради того, чтобы добиваться своего при максимально возможном общем согласии, Муссолини был готов маневрировать. Одному из старых друзей он говорил, каких усилий стоят поиски «равновесия» между такими могущественными институциями и группами интересов в стране, как «правительство, партия, монархия, Ватикан, армия, милиция, префекты, провинциальные партийные лидеры, министры, глава Confederazioni (государственных профсоюзов) и интересы гигантских монополий» [839]. Установление тоталитарной власти оставалось для Муссолини скорее далекой мечтой.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу