Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Схожая картина прослеживается и в другой огромной коммунистической стране — Китае. Самые большие бедствия постигали ее во времена неограниченной личной власти Мао Цзэдуна. Напротив, самые примечательные достижения китайских коммунистов относятся к периоду непосредственно после победы революции 1949 года или после смерти Мао. Между 1949 и 1957 годами новые коммунистические власти справились с инфляцией, в целом устранили коррупцию и достигли значительных успехов в индустриализации. За этот же период режим истребил сотни тысяч человек, поэтому идеализировать его ни в коем случае нельзя, однако реальных достижений тогда было больше, а безвременных смертей меньше, чем во времена абсолютной личной власти Мао.

Уже в первой половине 1950-х авторитет Мао был выше, чем у кого-либо из коллег, но его личное влияние на политический курс было достаточно ограниченным. Отчасти это было так потому, что китайцы, во многом опиравшиеся на советский опыт, в то время старались избегать худших советских образцов перегибов в коллективизации сельского хозяйства. Китайское руководство было едино в своем стремлении к ускоренному экономическому развитию и технологическому прогрессу, однако в нем существовали различные мнения о скорости и способах достижения этих целей. В те годы Мао занимал «относительно центристскую позицию», которая «позволяла гасить конфликты и выстраивать консенсус, а не углублять внутренние разногласия в руководстве» [783]. Как замечают два ведущих специалиста по китайской политике, до середины 1950-х «Мао казался терпимым к полемике в политбюро и даже допускал возможность провалов в экономической политике» [784]. Не случайно, что самые крупные достижения за все время, какое Китай находился под руководством Мао, пришлись именно на эти годы. Но когда он решил, что разбирается во всем лучше любых специалистов, и продавил своих коллег на одобрение так называемого «Большого скачка», грянула катастрофа.

«Большому скачку» непосредственно предшествовала кампания «Сто цветов», названная так по высказыванию Мао «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ» [785]. Никита Хрущев был не единственным, кто считал, что таким образом Мао хотел заставить несогласных выявить себя, чтобы получить возможность впоследствии разобраться с каждым из них. При этом одним из мотивов этой кажущейся либерализации стали собственные хрущевские разоблачения части преступлений Сталина. В подобный момент попытка Мао продемонстрировать, что он отнюдь не таков, каким был советский диктатор, выглядела вполне благоразумно. Политический лидер был готов поощрять «здоровую критику» отдельных ошибок, никак не желая при этом допускать фундаментальную критику коммунистического строя. Последовавшая волна критики была явно больше того, на что он рассчитывал, и выявила серьезные разногласия внутри Коммунистической партии. В 1957 году собственные позиции Мао в политбюро стали ослабевать, и он отреагировал на это возобновлением акцента на значении классовой борьбы и запуском «кампании борьбы с правоуклонистами». Это привело к исключению из партии нескольких сотен тысяч членов [786]. Затем он занялся «Большим скачком». Это был эксперимент по мобилизации масс, в ходе которого Мао перестал прислушиваться к мнению инженеров и техников, в том числе высококвалифицированных специалистов из Советского Союза, и вывел из игры институты китайского центрального правительства. При наличии вдохновляющей идеологии специальные знания оказались как бы ненужными. В сельской местности создавались гигантские «народные коммуны», при помощи которых Мао собирался приблизиться к заветной цели построения коммунизма, преследуя, впрочем, более прозаическую цель — за пятнадцать лет обогнать в экономическом плане Великобританию. Ни на материальные трудности, ни на мнение профессионалов внимания не обращали. С началом этой массовой мобилизации появилась и липовая отчетность о росте намолотов зерновых, хотя в реальности наблюдалось их резкое падение. К рукотворной катастрофе Мао добавились и стихийные бедствия в виде серьезных наводнений 1959 и 1960 годов.

Помимо преднамеренной ликвидации десятков тысяч из еле волочивших ноги участников «Большого скачка», между 1958 и 1961 годами как минимум тридцать миллионов человек (недавнее высокопрофессиональное исследование провинциальных архивов дает оценку в сорок пять миллионов человек) погибло безвременной смертью, в основном от голода и инфекций, которым были особенно подвержены недоедающие и измученные непосильным трудом люди [787]. В своем выступлении в январе 1962 года Лю Шаоци, в то время человек номер два в политбюро и общепризнанный преемник Мао, дошел чуть ли не до критики Мао: он заявил, что катастрофические последствия «Великого скачка» на 30 % обусловлены плохой погодой, а на 70 % — неверными политическими решениями [788]. Все это дело было личной инициативой Мао, которую он твердо и безжалостно проводил в жизнь. Ее результаты были столь трагичны, что в начале 1960-х годов для того, чтобы собрать воедино остатки государства и общества, потребовалось воссоздавать более упорядоченную систему государственного управления. Однако возврата к коллегиальности первой половины 1950-х годов не произошло. После отмены политики «Большого скачка» в 1962 году Мао «подорвал процесс восстановления страны, заставив своих коллег согласиться с необходимостью возобновления классовой борьбы», и ясно дал понять, что не потерпит существования оппозиции [789].