Арчи Браун - Типы лидеров. Определить, найти подход, добиться своего

Схожим образом представляется разумным сформировать представление о тоталитаризме в его максимально строгом, предельном значении. Затем можно рассмотреть, насколько близко отдельные страны подходят к идеальному типу, чтобы обоснованно считаться тоталитарными. Это выглядит предпочтительнее, чем без конца менять определение «тоталитарного», чтобы (как это происходило во времена «холодной войны») иметь постоянную возможность подгонять под него все коммунистические страны вообще или Советский Союз в частности, вне зависимости от масштаба их внутренних изменений. Эта тенденция в свою очередь привела к другому заблуждению, которое наиболее ярко воплощала на своем примере американская ученая дама Джин Киркпатрик, направленная рейгановской администрацией постпредом США в ООН в первой половине 1980-х годов. Благодаря ей получила распространение точка зрения, что все коммунистические режимы являются тоталитарными и что в отличие от авторитарных систем, или, в ее терминологии, «крайне правых автократий», тоталитарные режимы неспособны меняться изнутри [769]. Таким образом, Советский Союз, например, оказывался неспособен к переменам, инициируемым советским строем или обществом. Сторонники этого широко распространенного мнения смешивали абстрактную идею тоталитаризма и реально существующие коммунистические государства. Они не видели, что целый ряд коммунистических режимов постсталинской эпохи стал представлять собой скорее авторитарные, чем тоталитарные системы и что внутри самих правящих компартий существовало разнообразие мнений, скрываемое монолитным фасадом, представленным на обозрение собственных обществ и внешнего мира.

Приверженцы учения о «тоталитаризме, не подверженном изменениям», помимо прочего, упускали из виду и значение успехов образования в коммунистических странах — не только всеобщей грамотности, но и значительного расширения слоя людей с высшим образованием. Если «в коммунизме содержались семена его разрушения» (перефразируя слова Маркса о капитализме), то они заключались в образовании. Определенная степень образованности делала людей восприимчивее к новым идеям и менее склонными к некритическому восприятию обветшалых догм. Те, кто считал, что коммунистический строй обладает иммунитетом к изменениям, идущим изнутри системы, недооценивали тот факт, что инструментом преобразований могут быть лидеры, которые играли важную роль как в переходе к коммунизму, так и в обеспечении его устойчивого существования.

В общественно-политической реальности тоталитарные и авторитарные режимы располагаются в пределах некоего диапазона. На одном его конце находятся крайне тоталитарные Албания Энвера Ходжи или Северная Корея Ким Ир Сена, а на другой — умеренно-авторитарный недемократический Сингапур с его процветающей экономикой и практически правовым государством. Между ними располагаются страны, спорные с точки зрения степени близости к идеальному типу тоталитаризма или возможности называть их скорее авторитарными. Несмотря на то что в высшей точке иерархии властные полномочия могут быть некоторым образом распределены, отличие тоталитарной системы от авторитарной состоит в том, что преобладающая, а часто и высшая власть в ней принадлежит одному человеку (причем во всех подобных режимах это человек мужского пола). Напротив, авторитарные режимы могут быть как единовластными, так и олигархическими. Другими словами, в некоторых из них правят единоличные диктаторы, а в других — руководство носит скорее коллективный характер. Даже в условиях олигархии личность и ценности одного из ее лидеров могут становиться более важным фактором изменений в системе, чем это возможно для лидера демократии, в которой власть в большей степени распределена, а его возможности существенно ограничивают и институты, и общественное мнение.

Адам Смит указывал, что «грубое злоупотребление властью», равно как и «упрямство, абсурдность и неблагоразумие», в большей степени присущи правлению «отдельных людей», чем более широких собраний [770]. Хотя было бы глупо отрицать (Смит этого и не делал), что и группы людей способны приходить к глупым решениям или инициировать ужасные злодеяния, неограниченная личная власть намного более опасна. Из опыта двух крупнейших коммунистических государств, Советского Союза и Китая, следует, что периоды коллективного руководства были менее изнуряющими и кровожадными, чем времена колоссального личного всевластия Сталина и Мао Цзэдуна. В советском случае в течение как минимум десятилетия после большевистской революции 1917 года власть была коллективной. Сначала ее руководителем был Ленин, а затем Сталин, постепенно расширявший свое влияние и опору в партии. Пока Ленин был жив, он был наиболее влиятельной фигурой Коммунистической партии, хотя, будучи председателем Совнаркома, формально занимал высший правительственный, а не партийный пост. Тем не менее в партийном руководстве Ленин главенствовал благодаря своим политическим заслугам, авторитету и умению убеждать. Во внутрипартийных делах он не прибегал к тактике принуждения и террора, которую использовал против противников большевистской власти. При этом, однако, Ленин создал достаточное количество предпосылок к тому, чтобы Сталин стал самым одиозным виновником массовых убийств последнего столетия российской истории. Именно Ленин сыграл решающую роль в уничтожении хрупких ростков плюрализма, а в основу будущей диктатуры легли его упор на концентрацию власти в руках единственной партии, презрение к парламентаризму и отрицание независимого правосудия в совокупности с созданием карательной политической полиции.