Коллектив авторов - Polystoria. Цари, святые, мифотворцы в средневековой Европе

Так, чаще всего осиротевший княжич искал поддержки у братьев своего отца ( стрыев ), но мы знаем случаи, когда в ситуации сложного многостороннего междинастического конфликта он мог переметнуться и к своим у ям (дядьям со стороны матери), и те охотно принимали его, подчеркивая, что делают это именно потому, что он приходится им сестричичем (сыном сестры). Могла ли такая ориентация на родственников со стороны матери быть стратегическим решением, принимаемым заблаговременно, подобно тому как это делалось родными братьями, когда они заключали договор на случай раннего сиротства своих сыновей? Могли ли, наконец, эти стратегические договоренности закрепляться в имянаречении?

Как мы и оговорили с самого начала, такая практика не была частотной, однако отдельные ее примеры все же обнаруживаются. Речь при этом идет, скорее, о временах довольно поздних (поздних, разумеется, лишь в перспективе интересующей нас домонгольской истории Руси). Так, в 1170-е годы у Игоря Новгород-Северского, князя не слишком могущественного, но навсегда вошедшего в русскую культуру благодаря тому, что он стал одним из главных героев «Слова о полку Игореве», появляются сыновья (рис. 2). Двое из них, в том числе самый старший, получают имена Владимир и Роман , которые у черниговских князей (а именно к этой ветви Рюриковичей принадлежали их отец и дед) встречались крайне редко. Говоря точнее, во всем черниговском доме до появления на свет этих мальчиков было лишь по одному обладателю соответствующих имен, причем оба они приходились княжичам довольно отдаленными родственниками (один – троюродным дедом, а другой – двоюродным прадедом) и скончались задолго до рождения этих наследников Игоря [84].

Последнее обстоятельство весьма существенно, потому что важные для семейной стратегии имена в русской династии, как правило, не оставались вакантными в течение сколько-нибудь длительного времени. Забвение, растянувшееся на несколько десятилетий, означало, что имя из обихода данной семейной линии практически выпало, и для его возрождения в любом случае требовались некие весомые причины.

Рис. 2.Имянаречение в семье Игоря Святославича

Возможно, образы отдаленных предков-тезок и сыграли некоторую косвенную, санкционирующую роль в наречении мальчиков, однако непосредственной связи между их судьбами и тем, на что мог рассчитывать Игорь для своих детей, проследить не удается. Куда большее и очевидное значение для жизни новгород-северского клана имели два других князя-современника, носившие те же имена. С одним из них, Романом, княжившим в Смоленске, а одно время и в Киеве, семья Игоря была связана перекрестным браком [85]: Роман был женат на его сестре, а на сестре Романа, в свою очередь, женился вторым браком старший брат Игоря, Олег Святославич (рис. 3).

Другой же, Владимир Ярославич, наследник могущественнейшего галицкого дома, был братом матери самих княжичей, жены Игоря. Иными словами, весьма вероятно, что вопреки общей династической традиции первенец Игоря Новгород-Север-ского стал Владимиром в честь дяди по матери, а его младший брат – Романом в честь мужа одной своей тетки и брата другой (рис. 4).

Чтобы правильно оценить такой антропонимический демарш, необходим некоторый экскурс в политическую историю семьи новгород-северских князей. Игорь и его братья были детьми Святослава Ольговича, который скончался, просидев довольно долгое время на черниговском столе, одном из важнейших после стола киевского. Его сыновья надеялись и весьма деятельно пытались унаследовать Чернигов, однако он достался их старшему кузену [86], причем тот вместе со всей своей семьей надолго сделался их противником и гонителем [87], а других ближайших родичей по мужской линии у братьев Святославичей не осталось. Дабы добиться даже второстепенных владений в черниговском княжестве, им приходилось полагаться лишь на родственников, приобретенных по браку.

В то же время близость между братьями, а вернее, преданность Игоря и Всеволода Олегу, который был намного старше их и, судя по всему, заменил им отца, была чрезвычайно велика. Называть в честь брата старшего сына у Рюриковичей было, как мы помним, не принято, вернее, если старший сын в семье становился тезкой своего живого дяди, это означало своеобразную заявку на родовое соперничество с ним. Не исключено, что по той же причине Игорю не стоило называть первенца и Святославом, в честь родного деда, так как у Олега сын Святослав уже был, а такое имянаречение задавало бы ситуацию нежелательной конкуренции между кузенами [88].