Александр Климов - Сельва

Господин Страд показался мне эксцентричным, но добродушным толстяком. Он всегда улыбался и шутил.

Итак — неплохо оплачиваемая работа, добряк хозяин… Кто бы мог подумать, что все так страшно кончится?

Я была на седьмом небе от счастья. Это нетрудно понять, если три года просидеть без работы на хлебе и воде. Бесконечные серые очереди за продуктовыми талонами, крохотные сырые клетушки, случайная черная работа…

Мои обязанности в фирме были несложными. Я даже удивлялась, за что же мне платят такие деньги. Правда, казалось странным одно: условием моего найма было проживание в стенах фирмы… Зачем? Почему? Господин Страд объяснил, что это вынужденная мера для предупреждения утечки промышленных секретов. С другой стороны, меня это вполне устраивало: миленькая бесплатная комнатка со всеми удобствами… В городе же меня никто не ждал. Родители умерли много лет назад, родственников не было, а человек, два года считавшийся моим мужем, устав от безденежья и хозяйственных хлопот, исчез из моей жизни так же стремительно, как и ворвался в нее. Любила ли я его? Наверное, нет. Я, конечно, плакала, но скорее потому, что так положено, чем от горя или отчаяния.

Словом, некоторое время все шло очень хорошо. Служба, уютная комнатка, книги, телевизор. Мне не было скучно. Наоборот. Устав от жизненных невзгод, я отдыхала за крепкими и надежными стенами фирмы. Конечно, я не собиралась оставаться там навечно. Накопить денег и начать новую жизнь — вот что было моей щелью.

Но настал день, разрушивший мой маленький теплый мирок, бросивший меня в сельву, заставивший пойти против совести.

Я и не подозревала, что это конец.

Конец!

Конец!

Келин закончила передачу, но почему-то остается сидеть на поваленном дереве.

Вообще-то она ничего, красивая! Только я перед женщинами робею. Они будто из другого теста. При них я и двух слов связать не могу: заикаюсь, краснею, мычу. И они меня не любят. Нос воротят. Говорят, что дурак неотесанный. А чем я хуже того же Пихры?

А Келин красивая! Я бы ей, пожалуй, дал золотой, а может, и целых два из тех трехсот, что мне Брас обещал…

Нет, не дам! Зачем ей деньги? Ведь ей и так конец. Убийц на нас хотела навести! Плакало бы тогда мое золото. Хоть и красивая, а такая же, как девицы в кабаке Тонца: зазеваешься — облапошат в момент!

— Вперед, — говорит Брас и толкает меня в спину.

Бросаюсь в кусты. Ветки трещат, но Келин как будто и не слышит ничего.

Подбегаю к ней и начинаю выкручивать ей руки. Какие они тонкие, словно и не человеческие вовсе…

Подходит Брас и включает фонарик.

— Как же так, Келин? — спрашивает он, выворачивая ее карманы. По-моему, в ваши обязанности не входит ведение радиопередач. Или вам доплачивают, как радисту?

И что за дурацкая манера задавать вопросы, когда и так все ясно? Чего тянуть?

— Так что же вы молчите, милочка? Вам ведь есть что рассказать.

Келин не отвечает. В электрическом свете лицо ее словно присыпано мелом. Голова запрокинута, рот открыт. Глаза — дикие, как у кошки, которой подпалили шерсть…

С чего это я взял, что она красивая?

— Молчите? — говорит Брас и щелкает лезвием складного ножа. — По векселям надо платить. Даже если вы женщина.

Зрачки Келин превращаются в черные монеты. Она дергается и вдруг начинает кричать — тонко и жутко, как птица, укушенная говорящим скорпионом.

— Тихо! — шипит Брас и пытается заткнуть ей рот.

Поздно! Кусты раздвигаются, и на поляне появляются Илм и Арвин с фонарями в руках.

Келин уже не кричит, она мешком повисла в моих объятиях.

Брас вне себя от злости. Еще бы! Одно дело убрать человека по-тихому и все списать на сельву, другое дело — при свидетелях.

Илм смотрит на нас, выкатив глаза. Руки его разжимаются.

Фонарь падает на землю.

Фонарь падает на землю.

Боже мой! Что эти негодяи делают с Келин?!

Бросаюсь вперед и бью Вако в его расплющенный нос. Он даже не покачнулся: рычит и наносит мне удар ногой. Падаю, но тут же поднимаюсь. Чьи-то цепкие руки хватают меня за локти и прижимают их к бокам.

Оборачиваюсь и вижу широкое лицо Браса. Ночь смазывает черты, но все равно чувствуется, что он зол и напряжен. Пытаюсь вырваться, но Лен намного сильнее меня.

А мерзавец Вако продолжает держать в объятиях бесчувственную Келин. Она в его руках, как крошечная лань в когтях тигра.

Что с ней хотели сделать? Ночью, в джунглях…

Арвин стоит и непонимающе крутит головой. Огонек его сигареты бросает рубиновые блики на скуластое бородатое лицо.