Сергей Кара-Мурза - 1917 Февраль ↔ Октябрь. Две революции — два проекта

За это время была проведена институционализация государственных структур, особенно армии. Партийные и неформальные вооруженные формирования были устранены. В Красной армии была установлена более строгая дисциплина, чем в старой армии после Февраля. Была создана гибкая и разнообразная система воспитания солдат, и действовал принцип круговой поруки (общей ответственности подразделения за проступки красноармейца, особенно в отношении населения). 208Белая армия — армия тоже нового типа — не имела за собой государства, и личный состав ощущал себя повстанцами. Дисциплинарные механизмы старой армии перестали действовать, а новые надо было строить. 209

В.В. Крылов пишет об опыте других стран того времени: «Измельчание социальных интересов отдельных групп, примат фракционных интересов над общеклассовыми, эгоистических классовых целей над общенациональными ознаменовался в странах, где отсутствовал прямой колониальный режим (Иран, Китай начала ХХ века), величайшим социальным распадом, засильем бандитских шаек и милитаристских групп. Например, для китайцев привлекательность русской революции была в том, что она создала могучий общественно-политический организм, воспрепятствовавший распаду этой великой державы на манер Австро-Венгрии или Османской империи». 210

Тот «могучий общественно-политический организм», что привлекал китайцев, тем более привлекал жителей России — даже тех, кому он был идеологически чужд. Дело тут и в идеологии, делающей упор на солидарности, и в самих философских установках (не потакать «гунну»), и в антропологическом оптимизме того момента. Кто знал композитора Г.В. Свиридова, прислушался бы. Он писал в своих «Записках»: «Художник различает свет, как бы ни был мал иной раз источник, и возглашает этот свет. Чем ни более он стихийно одарен, тем интенсивней он возглашает о том, что видит этот свет, эту вспышку, протуберанец. Пример тому — великие русские поэты: Горький, Блок, Есенин, Маяковский, видевшие в Революции свет надежды, источник глубоких и благотворных для мира перемен».

Но расширение пространства гражданской войны изменило ситуацию. Обе армии стали мобилизовать большие массы людей, среди которых было много неготовых и не мотивированных для войны. Было много мятежей и дезертиров, переходов в другой лагерь, много латентных конфликтов. Но отношения двух армий с населением кардинально различались. Белая армия действовала в России как армия завоевателей , и ее продвижение сопровождалось восстаниями. По словам историка Белой армии А.А. Зайцева в своей книге «1918: очерки истории русской гражданской войны» (Париж, 1934), вслед за белыми шла «волна восставших низов».

18 мая 1919 г., военный министр Колчака генерал А.П. Будберг записал в дневнике: «Восстания и местная анархия расползаются по всей Сибири… главными районами восстаний являются поселения столыпинских аграрников … В шифрованных донесениях с фронта все чаще попадаются зловещие для настоящего и грозные для будущего слова “перебив своих офицеров, такая-то часть передалась красным”». 211

По выражению Т. Шанина, в России тогда возникло «межклассовое единство низов», которые отвергли проект белых — не по мелочам и не из-за жестокостей и казней. Он пишет, что белым становилось все труднее и труднее пополнять армию (люди, лошади, хлеб и фураж). В 1920 г. число новобранцев в Белую и Красную армии находились в отношении 1:5. Иными словами, красным крестьяне сопротивлялись намного слабее, чем белым. Под конец все силы у белых уходили на борьбу за самообеспечение — и война закончилась.

Все это надо учесть, не годится зарывать голову в песок. Это предисловие к едва ли не самой тяжелой теме революции — потрясающий приступ жестокости, который невозможно объяснить предпосылками, социальными противоречиями или идеологией. Если мы не продумаем это явление, то оно может снова нас посетить.

Эта сторона Гражданской войны была для нас закрыта, иначе и не могло быть. После этого потрясения большинство постаралось забыть этот ужас. Реалистические рассказы и воспоминания 1920-х годов после ВОВ почти никто не читал. Артем Веселый, который после Гражданской войны собрал огромное количество воспоминаний очевидцев и малую часть из них издал в виде книги «Россия кровью умытая», почти никому не известен.

Литература и кино заместили реальные образы художественными символами, как это было и после ВОВ. В начале 1950-х годов нынешнее старшее поколение еще получали от родственников осторожные, думанные-передуманные смыслы насилия в бою, жестокости в отношении к безоружному, репрессий государства. Эти очищенные сублимированные объяснения тогда очень помогли молодежи. Мы много об этом думали. Но наши родственники и старшие друзья ушли, следующее поколение уже не владело смыслами — за ними не стоял личный опыт. Наша философия и литература не взялись перевести те смыслы на доступный рациональный и художественный языки, да и не было такого запроса. Все это хранили в памяти под замком.