Леонид Млечин - Стальной оратор, дремлющий в кобуре. Что происходило в России в 1917 году

«В самодержавной стране, – доказывал Владимир Ильич, – чем более мы сузим состав членов такой организации до участия в ней таких только членов, которые профессионально занимаются революционной деятельностью и получили профессиональную подготовку в искусстве борьбы с политической полицией, тем труднее будет «выявить» такую организацию».

Церетели был сторонником восстановления единства социал-демократической партии. Не понимал, что для Ленина это невозможно.

Один социал-демократ, слушатель эмигрантской партийной школы в Лонжюмо (небольшой город во Франции), вспоминал, как молодой тогда Ленин предсказывал: в революции меньшевики не будут союзниками, они могут только мешать. После занятия укоризненно заметил Ленину:

– Уж очень вы, Владимир Ильич, свирепо относитесь к меньшевикам.

Все-таки и большевики и меньшевики находились в одном лагере, разделяли базовые ценности и идеи. Революционеры легко переходили из одного крыла в другое. Разногласия касались тактики и методов…

Ленин, усевшись на велосипед, посоветовал:

– Если схватили меньшевика за горло, так душите.

– А дальше что?

– Прислушайтесь: если дышит, душите, пока не перестанет дышать.

И укатил на велосипеде.

В 1917 году Ленин обещал России именно то, о чем мечтало большинство населения. Одним мир – немедленно. Другим землю – бесплатно. Третьим – порядок и твердую власть вместо хаоса и разрухи, наступивших после Февральской революции. И всем вместе – устройство жизни на началах равенства и справедливости. Сопротивляться притягательной силе этих лозунгов было немыслимо.

Никто не умел так точно оценивать ситуацию, улавливать настроения масс и менять свою политику. Он не боялся отступлений и резкой смены курса, иногда – на сто восемьдесят градусов. Вот уж догматиком он точно не был! Еще одно слагаемое его успеха – способность убеждать окружающих в собственной правоте и вербовать союзников.

«Современники по-разному оценивали Ленина как оратора, но все признавали его умение воздействовать на внимающую толпу, – вспоминал один из меньшевиков. – И это достигалось не фиоритурами голоса, не красочностью стиля, а простейшим ораторским приемом – многократным повторением одной мысли, фразы, как бы ввинчиваемой в голову слушателя. Элементарность, бранчливость, безапелляционность ленинских речей заражали одних жгучей ненавистью к воображаемым врагам, у других вызывали ощущение сюрреальности происходящего».

Похоже, на этих оценках лежит отпечаток личного отношения к Ленину. Чтение неправленых стенограмм его выступлений (они были извлечены из спецхрана после перестройки) открывает невероятную энергетику ленинской речи, спрессованность мысли – ни одного лишнего слова! Несложно представить, как его выступления завораживали слушателей. Даже по этим стенограммам можно понять, почему к Ленину прислушивалось все больше и больше людей. Число его сторонников росло с каждым днем.

Делегат от 109-й пехотной дивизии Дмитрий Гразкин приехал в столицу на первый съезд крестьянских депутатов:

«Все ждали Ленина, причем крестьяне, судя по их разговорам, представляли себе Ленина высоким, черным, курчавым, с длинными волосами. Когда на трибуне появился человек простого русского типа, делегаты стали спрашивать:

– А где же Ленин?

Мы стали громко указывать:

– Да вот же. На трибуне.

После этого по залу прокатилось:

– Это Ленин? Так вот он какой! Да он вовсе не страшный.

Ленин стоял, выжидая, чуть улыбаясь. Это как-то сразу купило делегатов».

Соблазнение – величайшее искусство, доступное немногим. Владимир Ильич Ленин был, без сомнения, самым выдающимся соблазнителем России в XX столетии.

Старый член партии Андрей Кучкин вспоминал 1917 год: «Пустырь, огороженный с трех сторон деревянным забором, а с четвертой – огромным корпусом завода, был забит огромной массой в несколько тысяч рабочих. Ждали Ленина. Разговоры только о нем. Вдруг раздались оглушительные аплодисменты. Они нарастали и нарастали. Я бросил взгляд на трибуну. Она пуста. «В чем же дело? Кому аплодируют?» – недоумевал я. Аплодисменты все усиливались, росли, словно рокот волн во время бушующего моря. Оказалось, что прибыл Ленин и ему аплодируют. Он пробирался сквозь ряды рабочих к трибуне. Но вот он вошел на трибуну. Взрыв аплодисментов – таких мощных, такой взрыв восторга и любви в них, что у многих на глазах появились слезы. От охватившего непередаваемого счастья я тоже заплакал».