Димитрий Чураков - 1917 год - русская государственность в эпоху смут, реформ и революций

Но если так, то и рост кризисных моментов имеет более широкую логику, чем считали прежде. Их назревание не могло быть одномоментным. Оно шло долго и мучительно. Булдаков обозначает несколько «уровней» кризиса. Среди них этический, идеологический, политический, организационный, социальный, охлократический, доктринально-рекриационный [19] См.: Булдаков В. П. Историографические метаморфозы «Красного Октября» // Исторические исследования в России. Тенденции последних лет / под ред. Г. А. Бордюгова. М., 1996. С. 183. . Они не снимались властью, а наслаивались друг на друга. Понятно, что элементы нестабильности, отмечаемые историками прежней школы, имеют в той схеме лишь относительное, хотя, может быть, и решающее значение.

Приняв концепцию «многоуровневой» природы кризиса империи, можно убедиться, что большинство современных исследований дореволюционной России и революции 1917 года не противоречат ей. Так или иначе, они вписываются и в чём-то дополняют её, беря в качестве предмета исследования отдельные этапы или проявления кризиса. Это ничуть не умоляет их самостоятельной ценности. Наоборот, речь идёт о том, что на разном историческом материале историки приходят к взаимодополняющим выводам. Правда, далеко не все компоненты происходивших тогда процессов уже изучены, но общее движение исторической мысли вполне определилось.

В основном в поле зрения историков оказался аспект кризиса, названный у Булдакова политическим. Большое количество работ посвящено также институционным подвижкам, отразившим попытку власти дать ответ на модернизацию общества. Политический компонент кризиса Булдаков выводит из раскола элиты на бюрократию и оппозицию. Оппозиция нравственно и интеллектуально подавила бюрократию. Вслед за этим она встала на путь выработки альтернативных инструментов власти – партий и прочих общественных организаций. Укрепляло ли это или ослабляло государство? Во всяком случае, каждая из сторон стремилась к господству. Причём делалось это нередко без учёта общенациональных интересов.

Становление в России в начале века политических партий, как известно, изучалось давно. Но к середине 80-х годов, и это видно на примере последних обобщающих работ по этой теме, происходит консервация подходов к ней. Всё многообразие тогдашней политической палитры сводили к двум цветам. Шло чёткое деление на большевиков и все остальные партии. Между этими двумя лагерями если и могут быть какие-то отношения, то они сводятся к временному компромиссу, но чаще – к непримиримому противоборству [20] См., напр.: Непролетарские партии в России. Урок истории. М., 1984; Басманов М. И., Гусев К. В., Полушкина В. А. Сотрудничества и борьба. М., 1988; и др. . В сегодняшних исследованиях такого жесткого разграничения нет. Наоборот, разговор ведётся о наиболее общих вопросах партийного строительства в те годы. Важнейшей становится тема многопартийности как одного из проявлений молодого гражданского общества [21] См., напр.: Шелохаев В. В. Феномен многопартийности в России // Крайности истории и крайности историков. М., 1997. .

Постановка вопроса о многопартийности в России оказалась весьма продуктивной [22] По существу, именно она легла в основу большинства важнейших публикаций по истории партий в России конца XIX – начала XX вв., будь то энциклопедические или документальные издания. См.: Политические партии России. Конец XIX – первая треть XX века: энциклопедия. М., 1996; Программы политических партий России. Конец XIX— начало XX вв. М., 1995 и др. . Через призму формирования гражданского общества рассматривается процесс адаптации элиты к новой политической среде. Прослеживаются попытки интеллигенции войти во власть. В центре внимания остаётся вопрос, удалось ли в результате этого преодолеть раскол элиты. Или наоборот, многопартийность действительно стала тараном, разрушившись имперскую государственность? [23] Думова Н. Г. Кадетская партия в период первой мировой войны и февральской революции. М., 1988; Тютюкин С. В., Степанов С. А. Чёрная сотня в России (1905–1914 г.). М., 1992; Алексеева Г. Д. Критика эсеровской концепции Октябрьской революции. М., 1989; Вишневски Э. Либеральная оппозиция в России накануне первой мировой войны. М., 1994 и др. Здесь же уместно будет рассмотрение и так называемого масонского следа в русской истории. За последние годы вышло несколько оригинальных работ на этот предмет. Однако эта проблематика по-прежнему является предметом чуть ли не политических разногласий и пока не стала предметом спокойного академического разговора [24] См., напр.: Аврех А. Я. Масоны и революция. М., 1990; Платонов О. А. Терновый венец России. М.,1995 и др. . В рамках вопроса о многопартийности может получить новую трактовку также история большевизма партии. И первые шаги к этому действительно были сделаны [25] См., напр.: Большевики. Документы по истории большевизма с 1903 по 1916 год бывшего Московского Охранного Отделения. М., 1990; Тютюкин С. В., Шелохаев В. В. Марксисты в русской революции. М., 1996. Нельзя не сказать и о том течении в большевизме, которое связано с именем А. А. Богданова. Воззрения Богданова на революцию и его деятельность были столь оригинальны, что некоторые зарубежные авторы выдвигают экстравагантные теории антиленинского большевизма, что, впрочем, не так уж и далеко от истины, если вспомнить дальнейшее развитие советской системы и, в частности, большевистской идеологии (См.: J. Biggart. Anti-Leninist Bolshevism. The Forward Group of RSDRP, Canadian Slavonic Papers. 1981,23, 2. P. 134–153). Растёт интерес к Богданову и у нас в стране, свидетельством чему может служить выход сборника материалов: Неизвестный Богданов: в 3 кн. / под ред. Г. А. Бордюгова. М., 1994–1995. ?