Дэвид Ремник - Могила Ленина. Последние дни советской империи

У Боннэр был чудовищный характер, но ею нельзя было не восхищаться. Для Сахарова она стала незаменимой помощницей, охранявшей его, как лев. Она вдохновляла его, и он любил ее яростный нрав. В борьбе за права человека они были едины. Они вместе и одинаково перестрадали, физически и душевно. КГБ донимал их всеми доступными способами, даже присылал им “новогодние открытки” с изображениями изуродованных тел и обезьян с электродами, вживленными в череп. Угрожали их детям и внукам. ТАСС, “Известия” и “Правда” публиковали о них гнусную ложь. В Горьком к ним как-то раз ворвались “грабители” с пистолетами. Пригрозив “сделать Афганистан” в квартире, один из налетчиков повернулся к Сахарову и сказал: “Вам тут недолго жить, скоро вас вывезут в санаторий, где есть хорошие лекарства: из людей быстро идиотов делают”. “Историк” по имени Николай Яковлев написал книгу, в которой именовал Боннэр “сексуальной разбойницей”, которая “вдовцу Сахарову навязалась”. В духе русского рыцарства Сахаров — миролюбивый, мягкий Андрей Дмитриевич — при встрече с Яковлевым влепил ему пощечину.

“Год назад мы с Еленой Георгиевной ездили в Париж на конференцию по правам человека, — рассказывал Лев Тимофеев моей жене Эстер на гражданской панихиде по Сахарову. — Андрей Дмитриевич возвращался из Штатов и встречал нас в аэропорту. Они не виделись полтора месяца. И когда встретились, их лица просияли, как у юных новобрачных. Такие светлые, молодые. Они только друг на друга и смотрели. Толпа журналистов их ждала, но они были как-то неуместны, и я тоже чувствовал себя лишним, вроде как мешал свиданию влюбленных”.

Примаков предложил Боннэр организовать похороны по разряду генеральных секретарей. Тело для прощания выставить в Колонном зале, где прощались с усопшими большевистскими вождями. Боннэр отказалась. Она хотела, чтобы похороны Сахарова не были такими официальными, а место было особенным. Ее выбор пал на Дворец молодежи — огромное здание на Комсомольском проспекте.

Следующее утро выдалось таким холодным, что было больно дышать. Мы с Эстер зашли за Флорой и Мишей Литвиновыми и их друзьями и пошли по обледенелым улицам ко Дворцу молодежи. Мы пришли на час раньше назначенного времени и были поражены, увидев, что ко Дворцу уже выстроилась многотысячная очередь. Здесь были люди из Ленинграда, Армении, Сибири. Здесь были азербайджанцы и крымские татары, подростки и дети, старики и озябшие женщины. Некоторые ждали по три-четыре часа, лица у них покраснели, кожа потрескалась. Но они не уходили.

Сахаров лежал в гробу, обитом волнистым крепом, красным и черным. Уже через несколько секунд после того, как двери открылись, у изножья гроба выросла гора цветов. Елена Георгиевна сидела сбоку от гроба со своими детьми и родными, съехавшимися из разных городов России и Соединенных Штатов. В почетном карауле стояли Ельцин, Тимофеев, Сергей Ковалев и многие другие. А люди шли — медленным, нескончаемым потоком, шли пять часов.

“Простите нас! — воскликнула одна женщина, проходя мимо гроба. — Простите нас, Андрей Дмитриевич!”

Елена Георгиевна подошла к гробу, склонилась над мужем, поцеловала его в лоб, погладила щеку тыльной стороной ладони. Она еще долго стояла там, опершись локтем о гроб и закрыв лицо руками.

Если в день народного прощания с Сахаровым стало ясно, каким горем стала для людей его смерть, то следующий день показал, какой политический урон она нанесла.

В 9:30 18 декабря к главному входу в Академию наук на Ленинском проспекте подъехала кавалькада черных лимузинов. Из машин вышли Горбачев и с полдесятка членов политбюро. Они поднялись по ступеням, пройдя мимо транспаранта с Лениным: “Под знаменем марксизма-ленинизма и под руководством Коммунистической партии вперед к победе коммунизма! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!” На улице потеплело: морось мешалась с крупными снежинками, которые таяли, едва коснувшись земли. Через несколько минут прибыл траурный поезд: милицейский “мерседес”, а за ним несколько желтых автобусов-развалюх. Из одного автобуса выгрузили гроб с телом Сахарова. Боннэр в это время коротко поговорила с Горбачевым и другими членами политбюро. Она сказала, что в лице Сахарова Горбачев потерял своего самого лояльного оппонента. Горбачев, в свою очередь, спросил, может ли он что-то для нее сделать. Да, ответила она. “Мемориал” по-прежнему официально не зарегистрирован как общественная организация. Это будет сделано, заверил ее Горбачев.