Василий Шульгин - Дни.

Но ворота оказались на запоре. Пришлось ломать замок. Замок был основательный, и дело не клеилось.

-Боже мой! Это что такое?!

Какая-то новая, несравненно более многочисленная, словом, огромная толпа залила выходившие сюда улицы. Это, очевидно, из города. Та демонстрация, о которой вчера говорилось. Да, да… Патриотическая манифестация.

Хоругви, кресты… Затем торжественно несомые на груди портреты Государя, Государыни, Наследника… Важное, как бы церковное, шествие… Вроде как крестный ход. Поют? Да – гимн.

– Взвод, смирно!!! Слушай – на караул!!!

Процессия медленно протекает, сопутствуемая огромными толпами. гимн сменяется – «Спаси господи…». Прошли.

Мы должны продолжать свое дело. Наша толпа, димиевская, сначала совершенно затопленная процессией, теперь отсеялась. Она осталась и ждет финала – ареста «тех, кто стрелял».

Я приказываю:

– Ломай замок!

Но солдаты не умеют. В это время подходит фигура, кажется, тот самый, который докладывал, что они «увсе согласны» .

– Дозвольте мне, ваше благородие.

В руках у него маленький ломик. Замок взлетает сразу…

Во внутренности двора, сбившись в кучу, смертельно бледные, прижались друг к другу – кучка евреев. Их было человек сорок: несколько подозрительных мальчишек, остальные старики, женщины, дети…

– Кто тут стрелял?

Они ответили перебивающим хором:

– Их нема… они вже убегли…

Старик, седой. трясущийся, говорил, подымая дрожащие, худые руки:

– Ваше благородие… Те, что стреляли, их вже нет… Они убегли… Стрелили и убегли… Мальчишки… Стрелили и убегли…

Я почувствовал. что он говорит правду. Но сказал сурово:

– Я обыщу вас… Отдайте револьверы.

Солдаты пощупали некоторых. Конечно, у них не было револьверов. Но мое положение было плохо.

Там, за стеной, – – огромная толпа, которая ждет «правосудия» . И для ее успокоения, и для авторитета войск, и для спасения и этих евреев и многих других весьма важно, чтобы «стрелявшие» были арестованы. как быть? Внезапно я решился…

– Из этого дома стреляли. Я арестую десять человек. Выберите сами…

Получился неожиданный ответ:

– Ваше благородие… арестуйте нас всех… просим вас – сделайте милость, – всех, всех заберите…

Я понял. За стеной ждет толпа. Ее рев минутами переплескивает сюда. что может быть страшнее толпы? Не в тысячу ли раз лучше под защитой штыков, хотя бы и в качестве арестованных?

Я приказываю все-таки выбрать десять и вывожу их, окруженных кольцом серых. Дикое улюлюканье встречает наше появление. Но никаких попыток отбить или вырвать. Чувство «правосудия» удовлетворено. Они довольны, что офицер исполнил свое обещание. Я пишу записку: «Арестованы в доме, из которого стреляли». С этой запиской отправляю их в участок под охраной половины взвода. (Они были доставлены благополучно –я получил записку из полиции; дальнейшая судьба: через два дня выпущены на свободу. На это я и рассчитывал.)

Желтые звуки трубы режут воздух. Трубят общий сбор. Мы бросились на эти сигналы. что это?

Грабят базар…

На базар обрушилась многотысячная толпа. Когда мы прибежали, в сущности, все было кончено. Мы вытеснили толпу с базара, но рундуки были уже разграблены, все захвачено, перебито. Больше всего было женщин. Они тащили, со смехом, шутками и визгом. Иные, сорвав с себя платки, вязали огромные узлы.

– Брось, бесстыжая…

Она улыбалась мне виноватой улыбкой:

– Ваше благородие, пропадет ведь…

Запалить бы в них надо по-настоящему, но не хватает духу. Психологически это невозможно.

-Не помню уже, как в третьем часу дня ко мне собралась вся рота. Куда девались остальные офицеры, – не знаю. Зато появился понтонный капитан с ротой понтонеров. Наш фельдфебель разыскал нас, и теперь мы все обедали, усевшись среди разбитых рундуков.

Пошел дождик, чуть темнело. Подошел фельдфебель.

– Ваше благородие. Тут народ стал болтать.

У него сделалось таинственное лицо.

– Ну что?

– Насчет голосеевского леса…

-Ну?.

– Что там, то есть как бы неблагополучно…

– Что такое?.

– Жиды, ваше благородие…

– Какие жиды?

– Всякие, с города… С браунингами и бомбами… Десять тысяч их там. Ночью придут сюда.

– Зачем?

– Русских резать…

– Какой вздор!..

– Так точно – вздор, ваше благородие.

Но по его глазам я вижу, что он этого не думает.

Я должен был бы послать донесение об этом в батальон. Но я не послал, не желая попадать в дурацкое положение. Я только поставил пост на краю предместья, -на всякий случай. Но сенсационное известие каким-то путем добежало и, по-видимому, в самые высокие сферы.