Качура сперва запирался, но потом покаялся в содеянном и рассказал, что знал.
Гершуни тем временем поехал в Москву, где на квартире инженера Зауера встретился с Азефом. Они прожили там три дня, и поговорить двоим упырям, видимо, было о чем. Именно тогда Гершуни передал Азефу все явки и связи по «Боевой организации». Тогда же они наметили убийство уфимского губернатора Богдановича, которого либеральные круги осуждали за усмирение златоустовских беспорядков. Азеф поехал в Уфу и там нашёл исполнителя – местного железнодорожного рабочего Дулебова, который и застрелил вышедшего на прогулку Богдановича. Дулебову удалось скрыться, он потом принимал участие в покушении на великого князя Сергея.
Гершуни уже был известен полиции. Его искали. Министр внутренних дел Плеве даже однажды вызвал Зубатова и показал ему фотографию Гершуни на письменном столе, сказав, что она будет украшать кабинет, пока террориста не найдут. Приметы были разосланы всюду. По вокзалам то и дело задерживали похожих людей.
В Киеве полиция «засекла» конспиративную квартиру фельдшерицы Розы Рабинович, где уже Гершуни бывал. Установили наблюдение.
И вот агент-провокатор Розенберг, по кличке Конёк, сообщил, что местным комитетом получена какая-то телеграмма, после чего члены комитета пришли в необыкновенное волнение.
Полиция обратилась в почтовое ведомство. Телеграмма была послана в адрес Рабинович. Добыли и копию телеграммы: «Папа приедет завтра. Хочет повидать Федора. Дарнициенко». Полиция определила так: папа – это, возможно, Гершуни, Федор – один из эсеров, а Дарнициенко – место встречи, станция Дарницы.
За эсерами усилили наблюдение. На станциях Киев-1, Киев-2, Дарница и Боярка дежурили филёры с револьверами. Все они были решительные люди, из запасных унтер-офицеров.
Гершуни в этот раз ехал из Саратова в Смоленск, а оттуда за границу.
Вечером на станции Киев-2 филёры увидели вышедшего из поезда хорошо одетого господина в фуражке инженера с портфелем. Вроде бы он! – но уверенности не было. Поезд ушёл, а господин нагнулся, будто бы поправляя шнурки на ботинках, а на самом деле оглядываясь по сторонам. «Наш, – сказал один из филёров, – глаза его, с косинкой».
Они были одеты по-разному, и купцами, и богомольцами. Гершуни подошёл к ларьку с минеральными водами и стал пить. Рука дрожала.
Его скрутили и повезли в участок. Гершуни говорил, что это недоразумение, что полиция ошиблась.
Но дадим слово начальнику Киевского охранного отделения А.Спиридовичу:
"Большая комната полна народу: филёры, чиновники, полиция. Лица возбуждённые. Спрашиваю, где он. Показывают. Никакого сходства с фотографией.
– Кто вы такой, как ваша фамилия? – обращаюсь я к задержанному.
– Нет, кто вы такой! – закричал на меня Гершуни. – Какое право имели эти люди задержать меня? Я – Род, вот мой паспорт, выданный киевским губернатором. Я буду жаловаться!
«Ну и нахал же», – подумал я. Назвав себя, я продолжал:
– Что же касается вас, то вы не господин Род, а Григорий Андреевич Гершуни. Я вас знаю по Москве, где вы были арестованы.
Гершуни сразу как бы сел.
– Я не желаю давать никаких объяснений, – проговорил он резко.
– Это ваше дело, – ответил я и приказал произвести личный осмотр.
Из заднего кармана вынули браунинг, заряженный на все семь. В кармане был ещё восьмой патрон. В стволе налёт от выстрела. При нем оказалось 600 с лишним рублей и 500 франков, записная книжка с шифрованными пометками, пузырёк с бесцветной жидкостью и два паспорта на имя Рода, из которых один, заграничный, фальшивый. В портфеле же, который составлял весь его багаж, была чистая смена белья и несколько мелко исписанных листков. Оказалось, что то были: черновик прокламации об усмирении рабочих в Златоусте, черновик прокламации «Боевой организации» об убийстве Богдановича и две статьи о том же убийстве. По прочтении их не оставалось сомнения, что Гершуни ехал прямо с убийства Богдановича, что он являлся автором и приговоров об убийствах, и хвалебных гимнов об организации и её работе, т. е. о самом себе… Гершуни заковали в кандалы. Кандалы до суда, широко практикуемые в Европе, у нас почти не применялись. В данном случае они были более чем уместны. Гершуни театрально поцеловал железо…"
На следующий день террориста под сильным конвоем увезли в Петербург. Его ждали крепость, военный суд и смертный приговор, заменённый бессрочной каторгой…
По-своему интересно пребывание Гершуни в Шлиссельбургской крепости. Он после вспоминал в своей книге:
Читать дальше