Пётр Кошель - История сыска в России, кн.1

Набежал народ. Сипягина перенесли на диван. По рубашке тонкой струйкой бежала кровь. Он пришёл в себя, глаза открылись: «Послали ли за женой?» Потом посинел и потерял сознание. Так несколько раз. «Сообщите государю. Хочу видеть государя. Я верою и правдой служил государю и никому не желал зла». Глаза опять закрылись. Ему дали кислород. «Священника», – послышался слабый голос.

Министра отвезли в больницу. Через несколько минут он там скончался.

Балмашева приговорили к смертной казни.

Так погибли эти две жертвы начинающегося русского кровавого зарева.

Исполнителями убийства Победоносцева и Клейгельса Гершуни наметил слабохарактерного артиллерийского поручика Григорьева и его невесту Юрковскую, дочь польского шляхтича, участника восстания 1863 года. В день похорон Сипягина они должны были стрелять в свои жертвы, которые там явно будут. Григорьев и Юрковская пришли на похороны, но стрелять не отважились. Они потом попытались избавиться от Гершуни, который через своих агентов не давал им покоя даже из-за границы.

Убийство Сипягина придало Гершуни ещё больший авторитет среди рвущейся в революцию молодёжи. С.Слетов вспоминал о Гершуни тех дней: «Он бодр и жизнерадостен. Весь дышит первым и крупным успехом». Да, Гершуни на подъёме: «Гордиев узел разрублен. Террор доказан. Он начат. Все споры излишни. Пора выступать молодёжи. Пусть грешит против конспирации. Время не ждёт. Дана команда: все наверх!»

По университетам распространялись стихи:

После убийства Сипягина «Боевая организация» признается партийным органом, а Гершуни её руководителем. «Боевая организация» строилась на началах строгой конспирации, её работа – дезорганизация и террор в России. Она получала из центра общие директивы об устранении неугодных лиц, в остальном же была совершенно самостоятельной.

При Гершуни «БО» состояла из 12 – 15 человек, которые жили и действовали согласно его приказам. За все время существования в «БО» входило около 80 человек.

Под Киевом у Гершуни была конспиративная квартира, что-то вроде штаба. Туда переправлялись письма из-за границы, под видом прислуги жила Брешко-Брешковская, там осенью поселился, привезя с собой кучу революционной литературы, Мельников, помогавший Гершуни в организации покушения на Сипягина.

Михаил Мельников был недоучившимся студентом горного института. По делу о «Петербургском кружке эсеров» отдан под гласный надзор полиции на три года, но скрылся. Другим помощником Гершуни был Павел Крафт.

Летом 1902 года Гершуни стал организовывать покушение на харьковского губернатора кн. И.Х.Эболенского за усмирение крестьянских беспорядков весной в Харьковской и Полтавской губерниях. Студентов, готовых к «высокому подвигу», хватало, но лучше бы смотрелся исполнитель из других социальных слоёв. Так вышли на недалёкого, безграмотного столяра из крестьян Фому Качуру. Сначала его обрабатывал житомирский эсер Вейценфельд, потом подключился сам Гершуни. Он изо дня в день вдалбливает ему якобы великое назначение жизни Качуры – убить Оболенского. Наконец тот соглашается. Гершуни учит его стрелять и не отходит от Качуры до последнего момента.

В летнем театре сада Тиволи в антракте князь остановился у дверей, разговаривая со знакомыми. Качура дважды выстрелил, но промахнулся. При аресте он ещё успел ранить харьковского полицмейстера. В кармане у Качуры нашли конверт с надписью «Приговор харьковскому губернатору князю Оболенскому». Там говорилось: "Лишённая в силу условий русского государственного режимам возможности сместить и призвать к общественному суду князя Оболенского за все совершенные преступления, глубоко возмущённая наглым вызовом, брошенным всей мыслящей и трудящейся России Николаем II, выразившим князю Оболенскому за его расправу над крестьянами высочайшую благодарность, «Боевая организация» находит себя вынужденной выполнить лежащий на ней гражданский долг и сместить князя Оболенского, как поддерживаемого царём, единственным, оставшимся в её распоряжением средством – смертью. Приведение в исполнение приговора поручается члену «Боевой организации».

Это все было написано самим же Качурой под диктовку Гершуни. Тот понимал, что эта бумага будет цитироваться газетчиками, и оттого мнение о значимости партии эсеров будет возрастать в обществе.