Пётр Кошель - История сыска в России, кн.1

Опасаясь развития антимилитаристской пропаганды, правительство решило принять свои меры. Руководители духоборцев, в том числе их глава П.В.Веригин, были сосланы в Сибирь. Репрессивные меры обрушились и на толстовцев, поддерживавших связи с сектантами на Кавказе и других местах. Дошла очередь и до москвичей. Бирюков, находившийся в Костромской губернии, был обыскан; у него обнаружили рукописи «О жизни Л. Толстого» и «Буддийский катехизис», а также книжку Ренана «Жизнь Иисуса». При составлении протокола об обыске Бирюков отказался дать письменное обязательство извещать полицию о перемене жительства, так как, заявил он, «по своим религиозным убеждениям не нахожу нужным подчиняться требованиям должностных лиц, если считаю таковые неразумными». Самый акт об обыске Бирюков также отказался подписать, объяснив, что он «не желает быть участником такого неразумного дела».

По обыску у Попова отобрали рукописи «Жизнь и смерть Евдокима Никитича Дрожжина», «Перевод евангелия» и «Заключение к последнему отчёту о помощи голодающим» Л. Толстого, а также литографированные брошюры «Учение о христианском непротивлении», «Трудолюбие или торжество земледельца», «Война» ДРаймонда, «Предисловие к краткому изложению Евангелия» Л. Толстого и несколько писем последнего. Попов при обыске также отказался дать подписку о неотлучке из Москвы и о том, что претензии относительно порчи вещей при обыске не имеет…

Однако цель полиции не была вполне достигнута, в чем она и убедилась вскоре, ознакомившись с письмами Попова, добытыми перлюстрационным путём, написанными им после обыска. В одном из них – к Л.Н.Толстому – он сообщил, что «все черновики целы». Другу своему, В.Г.Черткову, он написал: «Сохранились все документы, нужные для биографии, кроме полученных за самое последнее время». И ещё: «Бумаги я поместил так, что они не могут быть взяты… Просить возвращения желательно было бы всего, но этого не исполнят. Третьего дня проводил в Сибирь одного штундиста. Вчера был в охранном отделении и заявил, что на три дня уеду к матери и что впредь отказываюсь давать подобные сведения». И ещё, тому же Черткову: «Частным образом узнал, что у меня собираются сделать обыск… Опять приходится переживать тревожные ночи…» Приятелю своему Королькову Попов написал: «Из всего у меня забранного жаль писем по этому делу, жаль, что по ним могут привлечь многих. Есть письма Коли, которого могут за это бить и убить. Уберите в сохранное место, что вы имеете. Я под следствием. Может быть, сошлют, как посмотрят в Петербурге. Главное, я не знаю, откуда все началось. А жизнь Е.Н. так хороша, что тем, которые забрали все у меня, полезно будет почитать, может быть, им стыдно сделается, что они замучили такого чистого и святого человека. У меня сохранились почти все нужные документы».

На этом недоразумения не закончились: оказалось, по сведениям Департамента полиции, что жандармский офицер, производивший обыск у Попова, объяснил ему, что «всему виною – дело Дрожжина и переписка о нем». Таким образом к прежней задаче – секвестру документов о Дрожжине, оставшейся невыполненной, прибавилась новая: надо было выяснить проболтавшегося офицера.

В конце концов Департамент полиции сообщил меланхолически охранному отделению: «Бумаги о Дрожжине не находятся в руках Попова, а помещены им куда-то, где они не могут быть взяты, ни сгореть…»

Между тем Попов продолжал собирать материалы о Дрожжине, очевидно, на его запрос некий Скоробогать-ко сообщил ему: «Писем покойного у меня нет». Другой корреспондент, Д.Кореньков, писал Попову из Чернигова: «Я друг Е.НДрожжина, и трудно вспомнить минуту, в которую лишился товарища через „варваров“, вынувших душу невинного раньше, чем следовало… Я был посажен в тюрьму за вывоз иконы в церковь… Ваше предложение о похождениях моих с братом и в тюрьме могу выполнить…»

В конце концов биография Дрожжина, написанная Поповым, появилась в печати в том же 1895 году, в берлинском издании Ф.Готгейнера.

Потерпев неудачу, охрана шире раскинула перлюстрационную сеть. «Агентурные сведения» Департамента полиции посыпались как из рога изобилия. Вот некоторые из них.

Разыскиваемый Антон Васильев думает вернуться в Москву; А. Анненкова озабочена тем, как его укрыть, о чем переписывается с Изюмченко и Дунаевым. Несколько позднее Департамент полиции сообщил: Васильев в Москве, посещает Татьяну Толстую.

Далее: Кандидов, живущий в помещении редакции «Посредника» (штаб толстовцев), пишет Бабину: «От полиции ждём обыска».