Сергей Шокарев - Тайны российской аристократии

Историко-родословное общество прекратило свою деятельность раньше – осенью 1917 г., после отъезда Л. М. Савёлова из Москвы на юг. Благодаря отъезду и дальнейшей эмиграции Савёлов сохранил жизнь и свободу, но потерял родину. Монархист, активный общественный деятель, камергер и губернатор, Леонид Михайлович подвергался реальной опасности быть арестованным и расстрелянным. В первые послереволюционные годы пали жертвами террора, болезней и голода председатель Русского генеалогического общества великий князь Георгий Михайлович, его брат, выдающийся историк Николай Михайлович, Ю. Н. Щербачев, А. П. Сабуров, граф В. П. Орлов-Денисов, Д. Ф. Кобеко, граф С. Д. Шереметев, К. А. Губастов и многие другие генеалоги, как профессионалы, так и любители.

Но как только завершилась Гражданская война, спала первая волна революционного террора и настало послабление в виде НЭПа, генеалогия оказалась востребованной для исследований в области модной в 1920-е гг. и сравнительно новой науки – евгеники.

Основы евгеники – биолого-гуманитарных исследований, посвященных совершенствованию человеческой породы, – были заложены во второй половине XIX в. английским ученым Фрэнсисом Гальтоном, двоюродным братом и единомышленником Дарвина. Применение дарвиновской теории к цели достижения прогресса и решению проблем, стоящих перед цивилизацией, оказалось весьма привлекательным.

Для Советской России, где стояли задачи создания нового общества и «нового человека», евгеника представляла особый интерес. Родоначальником евгенических исследований в России стал великий биолог, основоположник генетики Н. К. Кольцов, которому удалось объединить вокруг себя ученых различных специальностей – биологов, антропологов, психиатров, историков, генеалогов. В 1920 г. он создал и возглавил Русское евгеническое общество, а с 1922 г.

при нем стал выходить «Русский евгенический журнал», на страницах которого публиковались интереснейшие материалы по генеалогии. В числе авторов «Русского евгенического журнала» были как признанные авторитеты в области генеалогии (например, Н. П. Чулков), так и ученые нового поколения, в основном биологи-генетики – М. В. Волоцкой, П. Ф. Рокицкий, Г. Г. Фризен. В отличие от дореволюционных исследований, евгеническое направление в генеалогии 1920-х гг. было ангажировано самой постановкой проблемы о наследственности. Особое внимание уделялось наследственности талантов – литературного, музыкального, художественного – и родственным связям лиц с выдающимися способностями. В то же время евгенические и евгенико-генеалогические исследования имеют и важное самостоятельное значение.

Евгенику постигла судьба многих других научных направлений, не уложившихся в рамки «советской науки». С началом «великого перелома» в конце 1920-х гг. полетели головы дореволюционных «спецов», и в их числе стали травить Кольцова и его соратников. Свою роль сыграло и активное использование евгеники идеологами расизма в фашистской Германии. В результате в 1929 г. Евгеническое общество и журнал были закрыты, а на участников этих исследований надолго повесили ярлык «фашистов».

Казалось, что в 1930-е гг. историки-марксисты при помощи ГПУ покончили с генеалогией, получившей клеймо «дворянской», а следовательно – вредной науки. Многие ученые были арестованы. Однако именно в то страшное время в СССР генеалогические исследования получили новый импульс и вышли на качественно иной уровень. Этим генеалогия обязана академику Степану Борисовичу Веселовскому (1876–1952).

С. Б. Веселовский – один из выдающихся исследователей русского феодализма, источниковед и глубокий знаток архивов, обратился к генеалогии в связи со своими исследованиями по истории феодального землевладения. Он создал ряд очерков по истории московского боярства и дворянства в XIV–XVI вв., опираясь, прежде всего, на средневековые акты, большей частью неопубликованные. Сочетая данные документов и материалы исторической географии и топонимики (науки о географических названиях) Веселовский восстановил историю боярского землевладения в Центральной России, а вместе с ней – и историю крупнейших боярских семей. Ученый пришел к выводу, что московское боярство сыграло огромную роль в становлении могущества Москвы и создании единого Российского государства.

Силу и значение древнейших боярских родов, предки которых служили еще первым московским князьям, Веселовский установил, произведя соответствующие подсчеты по составу Боярской думы за полтора столетия от Ивана III до Смуты. Из 425 членов думы 145 были представителями шести старомосковских родов: род Андрея Кобылы (Кошкины, Захарьины, Романовы, Шереметевы, Колычевы), род Ивана Мороза (Морозовы, Тучковы, Шеины), род Ратши (Бутурлины, Челяднины, Пушкины), род Александра Зерна (Сабуровы, Вельяминовы и Годуновы), род Федора Бяконта (Плещеевы), род Воронцовых-Вельяминовых. На долю семи родов, известных с XV в., приходилось только 23 думца. Всего же на долю родов, служивших московским князьям до XVI в. (23 рода), приходилось около 200 членов Боярской думы, т. е. почти половина. Другая половина приходилась на долю потомков удельных князей и нетитулованных родов, возвысившихся в XVI в. Не менее показателен удельный вес старомосковского боярства в военной иерархии. На протяжении княжения Василия III 61,5 % воеводских назначений получили представители княжеских родов; среди же нетитулованных воевод более трех четвертей назначений достались воеводам из старомосковских родов XIV в. Выдающееся значение старомосковских боярских родов и определило строй исследования Веселовского о феодальном сословии России как серии очерков о наиболее крупных семействах.